Виктор Пономарев - Записки рецидивиста

— Здравствуй!

— О, так он культурный у них, — сказал Витя.

— Я этому культурному устрою красивую жизнь. Он еще не знает, с кем связался.

С Витей сходили на базар, набрали помидоров, огурцов, в магазине прицепили водки, пива. Дома выпили, отметили вчерашний успех: не каждый день доводится «торчков бомбить», причем таких «наваристых». И Витя выдержал свой первый экзамен на «вшивость». Такую ночную шалость «старший дворник» обычно квалифицирует как «растрата с криком» (разбойное нападение). Экипаж у нас подбирается ништяк. И Галку я планировал взять в него. Была бы у нас наводчицей для серьезных дел, а это «щипачество» (карманное воровство) и постыдную проституцию заставлю ее бросить.

Снова пошли отдыхать по своим комнатам. Лег, но спать мне что-то не хотелось. Вышел в зал, стал учить попугая говорить слова «ух, кобра». Раз двадцать я повторил эти слова. Попугай сначала ошалело смотрел на меня, как на дурака, потом как крикнет:

— Ух ты, тварь!

— Вот уже и первые успехи политики нэпа, — засмеялся я и дал попугаю еще кусочек мяса, а сам пошел к себе и, довольный сам собою, вскорости уснул.

Вечером дал Татьяне двадцать пять рублей, попросил:

— Тетя Таня, сходите на базар, возьмите мяса побольше, пожарим, и водки.

Дядя Коля пьяненький пришел с работы, Татьяна накрыла стол, пригласила нас. Выпили по рюмке, дядя Коля и говорит:

— Вы тут сидите и ни хрена не знаете. Что вчера было, что было в городе. Весь Баку только и говорит об этом, такого у нас еще не было. Один грабитель ночью возле ресторана «Интурист» раздел двух людей: заведующего товарной базой и сварщика с завода на Баилова, заставил их поменять вещи и отпустил. Так этот сварщик приходит домой, стучит, а жена его не пускает. Сначала открыла, глянула, человек стоит в шляпе, галстуке, чесучовом макинтоше, и захлопнула дверь перед самым его носом. Мужа своего не узнала, всегда приходил в грязной брезентухе. Так он давай ее уговаривать через дверь: «Да это же я, Вова, муж твой. Ты что, Нюра, с ума сошла?» Когда она снова открыла дверь, Вова зашел и рассказал ей, как все случилось, жена давай смеяться, а он ей говорит: «Ты, Нюра, не смейся, этот грабитель мне еще десять рублей дал, сказал, чтобы утром выпил за его здоровье. Так что, Нюра, завтра я на работу не пойду, а пойду пить за здоровье хорошего человека. И не вздумай возникать».

Меня чуть не разобрал смех, но я с серьезным видом сказал:

— Ну, обнаглели бандиты, чего вытворяют. Куда только милиция смотрит?

— Как куда, как куда, — сказал дядя Коля. — Милиция арестовала завбазой. Видят — пьяный в брезентухе шатается по дороге. Так его в машину бросили и в милицию отвезли.

Как я ни крепился, не выдержал, рассмеялся. После очередной порции горячительного дядя Коля окончательно сник. Я ушел в свою комнату, но слышал, как он кряхтел, чертыхался, не мог разуться. Потом он сильно топнул ногой об пол, и в этот момент попугай крикнул:

— Ух ты, тварь!

Пьяный дядя Коля, все-таки поняв, что этот комплимент относится к нему, заорал:

— Кто тварь? — и запустил в попугая сапогом.

Тетя Таня кинулась его уговаривать:

— Коля, птица-то при чем? Она что слышит, то и говорит.

Через некоторое время дядя Коля утихомирился, уснул.

В одном с нами дворе жил дядя Гриша, маленький пожилой человек. Если бы пришлось давать ему полную характеристику, хватило бы одного слова — «пьянчужка». Иногда я выйду во двор, сяду на лавочку за маленький столик, дядя Гриша тут как тут. Спросит:

— Ну что, по рублю?

— Хоть по десять, дядя Гриша. Для такого человека ничего не жалко.

Дам ему деньги, он сбегает в магазин и сидим выпиваем, играем в «чухарки», пока не придет его жена-немка, законченная неврастеничка. Начинает шуметь, ругаться, схватит дядю Гришу под мышку, как полено, и тащит домой. Была она рыжая-прерыжая, страх Божий, какая рыжая. Иногда она заходила к нам домой, просила у Татьяны то сковородку, то кастрюлю.

Как-то дома никого не было, так я решил продолжить самообразование по освоению профессии укротителя попугаев. Подошел к Кузе, так звали нашего хулигана, и повторил раз двадцать:

— Ух, рыжая сука!

Заходит как-то вечером немка, просит у тети Тани большую кастрюлю, а Кузя как крикнет:

— Ух, рыжая сука!

Немка, как подрубленная, грохнулась на пол и тихо так, чуть не плача, говорит:

— Таня, что же это такое делается?

— Да успокойся, Неля, это же птица глупая.

— Да, но меня в жизни никто так не называл. Дай водички, больше моей ноги здесь не будет.