Виктор Пономарев - Записки рецидивиста

— Так точно, Феликс Эдмундович, — отрапортовал великий флотоводец, став по стойке «смирно».

— Вольно, адмирал. Вольно, — закончил я диалог.

Утром санитары заставили всех шизиков вынести на улицу матрацы, одеяла, вытрясти и занести назад. Так начинался день в дурдоме. Потом мы помылись в умывальнике, и нас повели в столовую, усадили за длинный стол завтракать.

Пришел раздатчик, тоже зек, разлил по мискам. Когда мы съели первое и перешли ко второму, один псих, не найдя более достойного применения каше, а возможно, следуя принятому здесь этикету, взял миску с кашей и надел соседу на голову. Тот миску с головы снял, взял свою миску и надел на голову следующему. Санитаров поблизости не было, они в это время находились, у женского стола. Когда дошла очередь до моей головы, я, не узрев в этом этикете особого благородства, да и жрать сильно хотелось, взял миску с кашей у соседа слева и надел ее на голову соседу справа от меня. Моя голова оказалась как бы вне игры.

Пришли санитары, увидели эту грязную игру и сразу приступили к пробитию серии буллитов. Стали бить всех зеков подряд, меня только не тронули, я был чист и спокойно доедал свою кашу. Потом всех психов потащили под душ обмывать кашу. После этого нас всех повели на прогулку. Я ходил по дворику и увидел, как из женского барака санитары вынесли кровать. К ней простынями была привязана совершенно голая женщина. Она крутила головой и громко кричала: «Спасите сына!» Недалеко от меня стоял санитар, маленького роста мужичок. Я подошел к нему, спросил:

— Что с ней?

— На пожаре у нее сын сгорел, она и помешалась.

Мы разговорились с санитаром, познакомились. Он был из женского отделения, звали Николай, сам родом из Омска, сроку пять лет. Его попросили поработать в дурдоме, он согласился, здесь уже второй год. Николаю я рассказал про свою жизнь начиная с детдома.

— А сюда попал за то, что в зоне зарубил двоих. Что теперь будет, Коля, не знаю, — продолжал я. — Но сумасшедшим себя не считаю.

Коля посмотрел на меня и ответил:

— Всех, кто совершает в зоне тяжкие преступления, привозят сюда на обследование, а потом опять отправляют в зону.

Мои санитары водили меня по больнице сдавать анализы, на рентген. Коля попросил моих санитаров не трогать меня; сказал, что я вполне нормальный.

В сумасшедшем отделении постоянно что-нибудь случалось. Как-то на прогулке один больной кинулся на санитара, схватил того мертвой хваткой и держал в своих объятиях. Другие санитары пытались оттащить больного. Бесполезно. Стали бить, тоже бесполезно. Оказалось, у того был приступ. Когда приступ прошел, больной сам отпустил санитара. Санитары затащили больного в туалет и били до тех пор, пока не убили. Когда у санитаров прошел приступ гнева, они видят: дело плохо, больной уже не дышит. Потащили его в палату, положили на кровать и, пока еще не остыл, давай ставить ему на спину стеклянные банки от простуды. Помогло? Нет, больной как не дышал, так и продолжал не дышать, поскольку был мертв. Зато спина у бедолаги стала синяя-пресиняя и не отличишь, где синяки от побоев, а где кругляки от банок. Вот она, сила советской медицины!

Пришел врач в палату, спросил:

— Что с ним?

— Да вот, попросил банки ему поставить. Приходим, а он умер. Неужели от банок такое может быть? — сказал один санитар с чувством выполненного долга и удивленно пожимая плечами.

— Накройте его и отнесите в морг, — сказал врач.

Объект своего рукоделия и мастерства санитары сложили на носилки и отнесли в морг. Морг находился на углу терапевтического отделения. А того санитара, который побывал в объятиях у бывшего пациента сангородка, стали приводить в чувство. Санитар пришел в себя, а часа через два его уже видели в столовой уплетающего за обе щеки бутерброды и шницели.

А жизнь в нашей камере шла своим чередом, напряженная и плодотворная. Одни уходили, другие чудики приходили. Один обмотается до пояса в простыню, станет в углу и стоит, вперив глаза в потолок.

Я спрашивал его, зачем он это делает.

— Я памятник Тарасу Бульбе.

Другой сядет на кровать, в руке палочка, к которой привязана веревочка, и сидит, водит палочкой. Спрашиваю его:

— Клюет?

— Тише ты, а то рыбу распугаешь.

Полководцы больше ходят, сойдутся вместе, о чем-то поговорят и расходятся.

Как-то мы с Колей-санитаром сидели в прогулочном дворике. Я обратил внимание на одну женщину. Она сидела в стороне и курила. Это была крупная красивая женщина с волнистыми волосами, большими глазами и черными бровями. Я спросил у Николая: