Виктор Дьяков - БУМЕРАНГ повесть

- Софа, ну ты же знаешь, мы же готовимся к сдаче большого проекта, в котором я играю далеко не последнюю роль,- усталым голосом отвечал Лев Михайлович.- Знаешь, я сегодня что-то замотался, давай завтра поговорим.

- Ты каждый день такой замотанный. Так мы никогда не поговорим, а это очень важно, от этого зависит будущее наше и наших детей,- напористо и как всегда без малейшего сомнения в своей правоте говорила Софья Иосифовна.

- Ну… если ты так настаиваешь… ради будущего…- понуро улыбнулся Лев Михайлович.

- У тебя в лаборатории работает Саша Карлинский. Помнишь, ты о нем отзывался не с лучшей стороны,- в голосе жены слышались неодобрительные нотки.

- Я и сейчас о нем также отзовусь, безынициативный тупица, натуральный балласт. Была бы моя воля, давно бы от него избавился.

- Ну, так вот, а я тебе ответственно заявляю, что он умнейший человек… Он человек из другого мира и мыслит другими категориями, и потому тебе, замкнутому в себе технократу он совершенно непонятен. Тебе нравится жить здесь как медведю в берлоге и ничего не знать кроме своей работы, а другие так не могут. Я, например, не хочу заживо здесь себя хоронить!- Софья Иосифовна на последних словах повысила голос и гордо вскинула голову, вроде чеховской героини.

Но Лев Михайлович как раз концовку «пламенной» речи жены как-то не уяснил, он напротив воспринял первую часть, где говорилось о Карлинском.

- Что-то не заметил я в нем… эээ этих самых категорий, которыми он мыслит, недоступных таким как я, никаких способностей, ни нормальных, ни паронормальных,- саркастически отозвался на пафосное высказывание жены Лев Михайлович.- Если человека столько лет учили, а он не бельмеса не смыслит в электорадиоцепях…

- Да кому они нужны, эти твои цепи… А Саша, он в Москве был знаком с такими людьми, с такими… Впрочем тебе их имена ни о чем не скажут, ты же невежда, типичный физико-математический червь. А он, он по настоящему широко образованный, высокоинтеллектуальный человек. Просто у него гуманитарный склад ума. Он так увлекательно говорит, убеждает,- Софья Иосифовна зажмурилась чуть не в экстазе.

- Вот и шел бы в гуманитарии. К нам-то зачем полез, чье-то место и в институте, и в аспирантуре занимал. И здесь и себя и нас мучает,- выразил вполне обоснованное недоумение Лев Михайлович

Софья Иосифовна моментально вышла из состояния полуэкстаза и ответила вполне трезво:

- В этом тоже сказывается, прежде всего, его практический ум, чего Лева, кстати, всегда недоставало тебе. Одна из моих подруг ему задавала примерно тот же вопрос. Так вот он ответил, что в технический ВУЗ, ему как еврею было легче поступить, к тому же у него все родственники ученые-технари. Вот они ему и помогли. А в НИИ он пошел, потому что там лучше платят и закрытое спецснабжение. И здесь, у нас он никогда бы не оказался, если бы не его самоотверженная гражданская позиция,- Софья Иосифовна вдруг осеклась, сообразив, что сказала нечто лишнее.

- Гражданская позиция? Какая гражданская позиция!?... Ничего не понимаю… И потом откуда ты этого Карлинского знаешь?- уставший мозг Льва Михайловича, хоть и с некоторой паузой, смог-таки перестроиться и начал функционировать в житейском ключе.

Софье Иосифовне ничего не оставалось, как рассказать все:

- Я познакомилась с ним через нашего завуча Веру Сальц. Он вроде бы был знаком с ее братом. Но это не суть важно. Так вот если хочешь знать, его сослали к нам за то, что он в своем московском институте открывал глаза ученым-евреям на их истинное положение и советовал, понимаешь, всего лишь советовал добиваться права выезда в Израиль.

- Ну, если ты это знаешь, признаюсь и я это знал,- равнодушно потянулся Лев Михайлович и устало полуприкрыл глаза словно собираясь, наконец, вздремнуть, прямо так, сидя на диване.

- Как!? Ты знал и ничего мне не сказал!?- возмутил открывшийся факт Софью Иосифовну.

- Да, не сказал. И лучше бы ты этого вообще не знала,- по-прежнему без эмоций ответил Лев Михайлович.

- Так значит тебе все равно!? Ты, что не понимаешь, что обречен работать в этой холодной сибирской дыре до самой пенсии!?... А потом… потом куда мы денемся, куда поедем!? Нам, скорее всего, придется остаться здесь, жить до самой смерти. Раньше в Сибирь ссылали, гнали на каторгу… и ты тоже обрек нас на пожизненную каторгу!… Если тебе плевать на себя, меня… подумай о детях,- Софья Иосифовна достала и кармашка домашнего халата платок, собираясь сначала вроде бы просто высморкаться, но тут же нахлынули слезы и ее сморкание трансформировалось во всхлипы.