Габриэль Витткоп - Хемлок, или яды

С некоторых пор Булыгу регулярно отправляли с лакомствами в Пикпюс, но, очевидно, сам Дух святой предостерегал кармелитку к ним прикасаться. В это же время жившая в Виллекуа Мари-Тереза получила от маркизы корзину инжира и весьма аппетитное миндальное печенье, но вкус показался ей подозрительным, и она тотчас все выплюнула. Печенье вместе с инжиром выбросили в навоз, и склевавшие их индейки в тот же день околели. Когда об этом сообщили Мари-Терезе д’Обре, она призадумалась.

Мари-Мадлен выходила из себя и теряла терпение.

— Нужно покончить с этим за два месяца - раз и навсегда! Тебе ясно, солнышко? Никакая жалость тут неуместна! Ты в курсе, что кармелитка писала господину де Бренвилье и называла тебя «плутом и развратником»? Остерегайся святош, не то сам станешь таким же...

Незлобивый Брианкур попросил Леруа предупредить Анриетту и мадам д’Обре, но Мари-Мадлен обо всем догадалась, и он лишь подставил под удар самого себя. Из предосторожности Брианкур принимал купленную за бесценок на Новом мосту панацею и поддельный антидот, которым пользовался маркиз: хотя тот и не был чересчур строгим супругом, жена регулярно подкармливала его «глазеровым лекарством». Зная об этом, Сент-Круа вскоре передал Клеману необходимое противоядие, рассудив, что овдовевшая Мари-Мадлен поспешит устранить и Элизабет. Сент-Круа привязался к жене еще в черные дни и дорожил ее обществом, а потому решил любой ценой сохранить жизнь маркизу де Бренвилье, которого считал к тому же собратом по несчастью.

Стремглав спешивший навстречу разорению и одетый по последнему писку моды в камзол с огромными карманами, Клеман любил иногда ходить в недавно открытую оперу, чтобы послушать «Помону» Камбера [138] Камбер, Робер (1628 - 1677) - французский композитор, «отец» французской оперы. , или, засунув руки в рысью муфту, гулять по Люксембургскому саду. Теперь он почти безвылазно сидел в притонах, безнадежно увяз в долгах и сильно изменился внешне. От ядов и противоядий выпали зубы, однако новая мода на парики infolio [139] В пол-листа (лат.). помогала скрывать лысину. Он приволакивал ногу и ослеп на один глаз, согнулся в три погибели из-за расстройства пищеварения и, самое главное, нисколько не заблуждался насчет причины собственных хворей.

Чаще всего Клеман, Мари-Мадлен и помрачневший с некоторых пор Сент-Круа обедали за одним столом. Сидевшего у буфета маркиза заботливо обслуживал приставленный слуга, и когда тот подливал вина, Клеман всегда просил не менять, а лишь ополоснуть бокал. Говорили они мало. Рассматривая свою жену, Клеман словно решал ребус: эта женщина стала для него чужой, будто незнакомка, недавно выскочившая из чьей-то постели, и он глядел на восковой, елейный лик святой в стеклянном гробу, на лживое лицо с синевой под глазами, с извечным засосом на шее, с извечной печатью бесчувственности, скверны, погибели...

— Adultera, ergo vertefica [140] Изменница - следовательно, отравительница (лат.). , - говаривал Брианкур.

Брианкур слишком много знал, но не желал участвовать в затеях Мари-Мадлен и даже осмеливался их расстраивать, потому она решила от него избавиться. Тогда в услужение к Брианкуру поступил Базиль, который подавал еду и питье, но делал это столь навязчиво, что бакалавр заподозрил неладное. Брианкур обругал и даже пнул Базиля под зад, отказавшись от его услуг в столь оскорбительной форме, что Мари-Мадлен пришлось разжаловать никудышного лакея. Нужно было придумать другой способ.

Мари-Мадлен неожиданно вышла ему навстречу из-за угла вязовой аллеи.

— Ты меня избегаешь, ясное солнышко? Я хочу показать тебе великолепную вещь - большую золотисто-розовую кровать с английским муаром, вышитыми основанием и балдахином, которую господин де Сент-Круа заложил, а я недавно выкупила. Сегодня же велю застелить ее у себя в комнате. Не хочешь прийти и поваляться?

Брианкур побледнел. Он знал, с кем имеет дело и какую опасность представляет сам, но она была Цирцеей - властвовавшей над ним злой волшебницей, не говоря уж о том, что в двадцать лет спать одному жестковато. В общем, он согласился, а она странно Улыбнулась одними уголками искривленных губ.

— Приходи в полночь, милый мой ангел, но только ни минутой раньше: мне нужно еще рассчитаться с гувернанткой.

Брианкур опомнился: ему явно подстроили ловушку, и чем больше он думал, тем сильнее в этом убеждался.

С галереи, опоясывавшей башенку отдаленного крыла, хорошо просматривались окна Мари-Мадлен по ту сторону парадного двора. В этой-то галерее уже к десяти часам вечера Брианкур занял наблюдательный пост. Маркиза не задернула шторы, и сквозь стекла виднелась ярко освещенная просторная комната с закрытым камином, отделанным деревом, с обитой малиновым бархатом мебелью и расписным золоченым шкафчиком в глубине. На возвышении стояла красивая, новая, богато украшенная кровать. Брианкур видел, как служанки раздели Мари-Мадлен и погасили подсвечники, кроме одного, после чего она всех отпустила. В половине двенадцатого Мари-Мадлен схватила канделябр, суетливо покружилась по комнате, а затем подошла к камину и открыла его. Оттуда вылез Сент-Круа, переодетый в дрянной камзол и дрянной плащ, в старой выщипанной шляпе. Мари-Мадлен и Сент-Круа бросились друг другу в объятья и принялись так страстно целоваться, что «ясному солнышку» стало неловко. Издали это напоминало кукольный театр: две большие марионетки казались старыми и пожухшими на фоне застывших декораций и хрупкой, точно восковой, мебели. Массивные ломкие шторы выглядели пластилиновыми - от них веяло глянцевитым, ледяным холодом предумышленного убийства.