Габриэль Витткоп - Хемлок, или яды

Дав задний ход поднесенному ко рту абрикосу, господин Кусте с приличествующей секретарю поспешностью согласился:

— Безусловно, сударь. У всякого города свои гуморы, и нет ничего лучше основательной чистки.

Булыга поставил перед гражданским наместником бокал испанского вина, которым Антуан ежедневно завершал обед. Д’Обре поднес бокал к губам, сделал глоток и тотчас выплюнул.

— Что ты мне подсунул, мерзавец? Неужто отравить меня захотел?.. Взгляните, господин Кусте.

Секретарь перелил пару капель в ложку и заявил, что слышит резкий запах купороса. Свиная кожа на лице гражданского наместника побелела еще сильнее, но Булыга не растерялся: извинившись, проворно выплеснул остатки в пепельницу.

— Пустяки, сударь. Этот шельмец Лакруа, верно, выпил утром лекарства, да и поставил потом свой бокал к чистым.

Клеман де Бренвилье содержал высокую брюнетку Дюфе, которая чудесно играла Селимену. Они ходили за покупками в галерею Пале-Рояль, гуляли по Ла-Рену или пили кофе - новый напиток, который Прокопио деи Колтелли [135] Прокопио деи Колтелли (Франческо Прокопио Куто, 1651 - 1727) - итальянский Шеф-повар родом с Сицилии. В 1686 г. открыл старейшее кафе «Прокоп», которое стало первой литературной кофейней Парижа. подавал в армянской лавке на сен-жерменской ярмарке. Мари-Мадлен чуть не лопнула от злости. Она не допускала по отношению к себе тех вольностей, которые сама допускала по отношению к другим. Не пасть жертвой интриги было для нее делом чести. Да как они смеют! Она устроила жуткую сцену, разбила целую груду посуды и даже надумала заколоть Дюфе кинжалом. Поведение Клемана в глазах Мари-Мадлен не оправдывали ни ее собственный роман с Сент-Круа, ни мимолетные приключения, ни двухнедельная связь с молодым Брианкуром.

— Ты же такая умница и должна понимать, что любая огласка разрушит наши планы. Своим упряством ты рискуешь подорвать всю нашу затею, - сказал Сент-Круа, поставив на большой, загроможденный ретортами и тиглями стол новый флакон. Стоявшая у окна Мари-Мадлен резко обернулась.

— Ты прав, дружок. Сначала нужно покончить с братьями.

— Ну да, большое состояние... Крупное наследство...

Он задержал судорожно сжатую руку между сердцем и левым плечом.

Мари-Мадлен отказалась от мысли убивать Дюфе, сделав вид, будто ломала комедию и всерьез не задумывалась об отравлении. Теперь она лишь выкрикивала при встречах с Клеманом проклятья. Памятуя об Анриетте, удерживавшей в Пикпюсе свою долю наследства, Мари-Мадлен послала ей корзину сладостей, но кармелитка постилась и потому не стала их даже пробовать. Пришлось начинать все сначала.

Гражданский наместник и Мари-Тереза отправились вместе с Александром в свое имение Виллекуа, дабы отпраздновать Пасху, выпавшую в этом году на шестое апреля. Они взяли с собой единственного слугу - Булыгу, который во время пребывания в Пикардии должен был помогать на кухне, и лакея Жана Гулена, прислуживавшего за столом. Д’Обре пригласили нескольких друзей, и всем, кто ел мясной пирог, стало потом очень скверно - особенно глухому, как тетерев, и прожорливому, как саранча, старому юрисконсульту дю Ге, который чуть не отдал Богу душу. Когда они вернулись 12 апреля в Париж, Антуан д’Обре постарел за несколько Дней лет на тридцать. Его мучения длились три месяца.

Больной жаловался на обжигающий огонь в животе, и потому жена приказала постелить ему на первом этаже - в комнате с окнами на север, где всегда было прохладно. Несчастный испытывал неописуемые страдания, громко рыгал и тужился, все внутренности выкручивались, и он насилу мог удержать в желудке хоть немного бульона. Александр весь высох и превратился в обтянутый пергаментной кожей скелет, глаза словно провалились внутрь головы, а волосы выпали, не считая парочки прилипших к лысому черепу прядей. От тела исходило столь невыносимое зловоние, что в комнате могли оставаться лишь Булыга - по известным причинам, Мари-Тереза - из супружеской верности, да еще кармелитка - из христианского милосердия и ради умерщвления плоти. Сидя у изголовья больного, Мари-Тереза с ужасом смотрела на озлобленного, раздражительного человека, от которого она ждала ребенка, Анриетта перебирала четки, а с виду совсем небрезгливый Булыга убирал испражнения или переносил господина на другую кровать, пока меняли постель. При этом он успевал регулярно информировать Мари-Мадлен.

— Эх, мадам, ну и канитель развел этот малый! Куча хлопот от него, и я уже не знаю, когда он наконец подохнет!