Габриэль Витткоп - Хемлок, или яды

Лишь только он взял чашку, как разразилась буря: в небе неистово завыл ветер, и в стремительном вихре закружился снег. Гостиная вмиг погрузилась во тьму, которая затопила чернилами отравительницу и смертника. Слуги уже несли канделябры. Мари-Мадлен впала в странное оцепенение, ее взгляд обратился внутрь - точь-в-точь как во время игры, и вид у нее стал отрешенный, словно она беседовала с кем-то невидимым. «Дело сделано, - хладнокровно и невозмутимо твердила всю ночь Мари-Мадлен, слушая завывания бури над пикпюсовским домом, - Ну вот и все. Это было нетрудно».

Она ошибалась - все оказалось не так просто, и положение значительно усложнилось из-за крепкого здоровья Дрё. Пришлось увеличивать дозу, но не форсировать при этом события. Вскоре у Дрё возникли необъяснимые боли и сильное кишечное расстройство. Мари-Мадлен часто его проведывала, баловала, как ребенка, даже наперекор его желанию, а по весне принялась выгуливать: вдвоем они семенили вдоль куртин голландского сада, добираясь до тенистой листвы Нелюдимой чащи, где привольно росла красивая высокая цикута с пурпурными пятнами на стеблях.

На Троицу Дрё д’Обре уехал в Оффемон, куда немного спустя отправилась со своими детьми и его дочь. Уже на следующий день состояние советника резко ухудшилось, начались приступы сильной рвоты, которые не прекращались целых три месяца - до самой его смерти. Встревоженная Мари-Мадлен ободряла, заботливо поддерживала голову, а затем снова увеличивала дозу, подсыпала порошок и тщательно размешивала ложкой. Но, вопреки всей этой слаженности, Мари-Мадлен всякий раз впадала в забытье - наступал какой-то провал в памяти, чувства притуплялись, и хотя сами события она помнила, эмоции изглаживались начисто. Впоследствии она не могла описать свои ощущения и порой вообще забывала, что давала отцу яд: за нее это делал кто-то другой.

В июле Дрё д’Обре вернулся в Пикпюс, чтобы обратиться за помощью к лучшим врачам, и дочь не преминула последовать за ним.

Мари-Мадлен иногда помогал подаренный Сент-Круа лакей -некий Жан Амлен по прозвищу Булыга: хитрец, бахвал и красавец, способный на любое бесчестье. На то, чтобы угробить Дрё д’Обре, ушло восемь месяцев: дочь давала ему яд собственными руками - всего двадцать восемь или тридцать раз, растворяя в воде либо подсыпая в еду.

— Ну, когда же все это кончится, - в изнеможении вздыхала она.

Утром 10 сентября шестидесятишестилетний Дрё д’Обре скончался. Лицо его посинело, и потому врачи произвели вскрытие, но в конечном итоге пришли к выводу, что смерть наступила от естественных причин. Уроки Эджиди не прошли даром.

Наследство кануло в бездну безумного мотовства, а также ушло на погашение самых неотложных долгов. Мари-Мадлен продолжала делать щедрые подарки, хотя и догадывалась, что положение Сент-Круа заметно улучшилось, с тех пор как к нему стал регулярно обращаться за помощью некто Пеннотье. Блестящий, галантный, весьма обходительный, имевший связи в свете Пеннотье был высоким и румяным, с подбородком в виде ангельской попки и горел желанием выбиться в люди. Когда-то давно Бренвилье выручили этого человека, оказавшегося в щекотливом положении, и впоследствии тот сделал стремительную карьеру, получив доходную, необременительную должность генерального сборщика церковных налогов и государственного казначея провинции Лангедок.

Затаив дыхание, Мари-Мадлен покупала в кредит собольи воротники, черепаховые и золоченые шкатулки, веера, вышитые чепчики и десятки парчовых роб, поверх которых, согласно последней моде, надлежало носить пюисские либо английские кружева. Их с Сент-Круа потребности оставались неутолимыми, безграничными, и неважно, каким способом добывались деньги.

Сменив отца на посту гражданского наместника Шатле, Антуан д’Обре покинул свои владения в Виллекуа и обосновался с Мари-Терезой в Париже. Они жили в квартале Сен-Марсо - в боковом флигеле того же особняка вскоре после смерти своей жены от родов поселился и Александр. Большая часть наследства перешла к братьям, Анриетта тоже получила изрядную долю - в общем, пора было действовать.

Как и во время визитов к Глазеру, Мари-Мадлен велела остановить карету поодаль и пошла дальше пешком. Побывав в своем поместье Нора всего три-четыре раза, Мари-Мадлен не успела к нему привязаться, но стоило кому-либо прикоснуться к ее добру, она яростно становилась на защиту своего имущества. Дело в том,

что по требованию кредиторов суд постановил пустить имение с молотка. Нет уж, Нора не достанется никому!