Габриэль Витткоп - Хемлок, или яды

Ваша покорнейшая слуга,

Элизабет де Сент-Круа,

июля 30 числа, года 1672».

Когда она подняла глаза, красная гостиная вмиг посерела, весь мир померк и опустел, словно прохудившийся мешок, грозя испариться, исчезнуть, увлечь за собой в небытие - ее, Мари-Мадлен д’Обре, маркизу де Бренвилье, чьи колени задрожали сильней, чем у загнанной лошади. Но холодная и твердая, как скала, она с трудом выдавила из себя пару слов и велела впустить Лорейяра. Треща паркетом, он вошел со шляпой под мышкой.

В то утро Лорейяр аккуратно переливал дистиллированную воду в оплетенную бутыль, а шевалье де Сент-Круа, отвернувшись, экспериментировал с новой смесью, как вдруг он вздохнул или, возможно, застонал. Подняв голову, Лорейяр увидел, что хозяин резко обернулся, зашатался и поднес руку к сердцу (это случалось с ним довольно часто), но лицо его побелело, как мел. Затем шевалье рухнул на пол, с грохотом потянув за собой тигли и склянки. Лорейяр тотчас забил тревогу, но было уже слишком поздно. О случившемся известили мадам де Сент-Круа, переехавшую к своей матери на улицу Бернарден, и та послала записку маркизе.

Мари-Мадлен еще достало сил спросить, не сказал ли Сент-Круа что-нибудь перед смертью? Нет, господин шевалье ничего не сказал и скончался на месте.

— Ну, в общем... Царство ему небесное, - пробормотал Лорейяр.

Она растерялась, ощутив себя праздной, возможно, свободной, и попыталась понять, не волочится ли вслед за нею обрывок цепи. И тут внезапно, словно удар молнии:

— Шкатулка!.. Дорогой Лорейяр, быстро сходи и поищи там одну мою вещицу...

— Эх, мадам, полиция заперла дверь. Уже через три часа после смерти господина шевалье... как бишь их... кредиторы велели все опечатать. А тут еще Булыга шум поднял!

— Какой шум?..

Лорейяр рассказал, как Булыга помешал опечатать лабораторию, заявив, что у покойника, которому он служил больше семи лет, хранятся его кровные двести пистолей и сто серебряных экю. Деньги нашлись в мешке вместе с запиской, удостоверявшей, что они действительно принадлежат Булыге, и другими документами, спрятанными в маленьком кабинете за оконным стеклом. Но когда Булыгу стали подробнее расспрашивать о делах его хозяина, он замкнулся в себе, а затем потихоньку сбежал. Никто не знает, куда он скрылся.

Это ее добило. В отчаянии Мари-Мадлен зашла к Клеману, прекрасно понимая, что он ничем не поможет. Она лишь надеялась на капельку сочувствия, дружеского расположения, которого, впрочем, не заслуживала. Маркиз выслушал ее с предельной холодностью.

— Вы поставили себя в весьма неловкое положение, мадам, -только и сказал он.

Мари-Мадлен ничего не ответила, но в ее руке с треском сломался веер.

На следующий день она отправила записку Брианкуру, умоляя немедленно приехать в Пикпюс: она должна сообщить ему о деле величайшей важности. Брианкур тотчас приехал и, потрясенный услышанным, признался, что не видит выхода.

Последующие события развивались молниеносно - высвобожденный страх пустился вскачь, вопя и подпрыгивая. Утром 8 августа комиссар Пикар снял печати при участии сержанта Крейбуа, двух нотариусов, доверенного лица вдовы и доверенного лица кредиторов. Все шло гладко, пока присутствовавший кармелит не вручил Пикару ключ от маленького кабинета с атанором. Обнаружив там признание Сент-Круа, все единодушно решили, что, уважая тайну исповеди, документ следует немедленно уничтожить. Но в углу неожиданно нашлась красная сафьяновая шкатулка удлиненной формы, с торчащим из нее ключом. Помимо касавшегося этой шкатулки завещания, внутри хранились тридцать четыре письма маркизы, два подписанных ею обязательства и квитанция на десять тысяч ливров в запечатанном конверте, адресованном Пеннотье. В пакетах с различными печатями обнаружились сублимированная ртуть, соли меди, зеленый купорос, кальцинированный купорос, а также баночка опия, сурьма, азотистое серебро и порошок, «останавливающий женские кровотечения». Здесь же находились пузырьки с прозрачной жидкостью, розоватой водой и раствор с кристаллическим осадком, не говоря уж о рукописном сборнике «Редкие секреты», и, самое главное, несколько поименованных пакетов с каким-то загадочным порошком. Столь странный ассортимент, письма и энергичный тон, каким Сент-Круа выражал свою последнюю волю, пробудили у Пикара подозрение. Решив оставить опись имущества за гражданским наместником, он тотчас опечатал шкатулку и сдал ее сержанту Крейбуа на хранение.