Виктор Корнев - Четыре реки жизни

Та книга многое открыла,

Что в городах скрыто от нас,

Что нашим предкам говорила

Твердь неземная - звездный класс.

Класс оказался очень шумным,

Как муравейник пред дождем,

Как океан, что с видом умным,

Из "Боинга" ты смотришь днем.

Мы эти звуки слышим глазом -

Такая мощь заключена,

Звезды кричат, вопят все разом -

Как будто за тебя война!

Но постепенно понимаешь,

Что звуки звезд - они в тебе,

За миллионы лет скопляясь,

Дали бетховиных Земле!

И понял я, что наши Души,

Больше создания ночи,

Открытьев яблоки и груши

Имеют черные ключи!

Что лишь во сне далекий пращур

Нам что-то может сообщить -

Какой летал по небу ящер

И как болезнь излечить.

И коль мы что-то создаем,

То вся программа, что как делать,

Лежит в сознании твоем

И ждет, когда мы к ней придем!

Вот так, обдумывая глобальные проблемы восприятия мира человеком, я постепенно засыпал к двенадцати ночи, чутко вслушиваясь в недалекие всплески рыб, уток и крыс в воде, во вдруг возникающий шум и возню на берегу, ночные крики встревоженных птиц и прочий привычный звуковой фон сальских окраин.

Проснулся я от холода и мокроты. Только, только начинался рассвет и утренний ветер казался очень холодным. В лодке вода, промок рюкзак, что был под головой. В углублении, где я лежу в пол руки вода. Вся одежда, даже фуражка, все влажное. Сначала подумал, что швы на лодке подтекают, но поразмыслив понял, что сыграл со мной такую злую шутку, дождь. Укрытый сверху куском полиэтилена, я не сразу почувствовал его, вся вода скапливалась в углублении подо мной, а так как сверху на ветру было прохладней, то вода и не чувствовалась. Да и днище лодки покоилось в еще неостывшей теплой воде. И лишь когда пропиталась водой вся одежда, я стал мерзнуть и проснулся. Небольшой дождь то начинался, то ослабевал до полного прекращения. Быстро стряхнув воду с пожиток и смотав удочки, срочно поплыл к берегу. Какая ловля, когда весь мокрый.

Вытащил лодку на берег, снял промокшую насквозь одежду и мгновенно замерз на утреннем северном ветре. Дождь припустился с новой силой, ничего не оставалось, как накинуть пустую лодку на голову и пережидать его. Перебрал пожитки и рюкзак, главное, чтобы не размок хлеб и спички. Хорошо, что они были в завязанных двойных полиэтиленовых пакетах, поэтому и не все промокло. Помогла привычка с детских походов беречь хлеб и спички от воды. Но все остальное основательно побывало в воде. Мокрую парениху и сахар пришлось срочно съесть – не пропадать же добру. Огурцы и помидоры протер и положил сушиться под лодкой.

От холода уже зуб на зуб не попадал, пришлось надеть мокрые носки и мокрые кеды и бегать по степи голышом с лодкой на голове, чтобы хоть как-то согреться. Но в степи ветер еще сильнее и я с трудом напялил на себя мокрую одежду и, сдув лодку и вытащив мопед, пошел искать убежище в далекой лесопосадке. Более получаса ковылял я волоча мешок с лодкой, рюкзак и мопед с удочками по мокрой степи, останавливаясь через каждые пять минут, чтобы очистить колеса мопеда от грязи. Так, что вступал я в лесополосу уже разгоряченный и вспотевший. Нашел там не очень мокрое место под ветвистой акацией и расположился под ней.

От пригоршни бензина, ярко разгорелся костерок. Подмоченный хворост, долго дымил, но я вовремя успел раздуть огонек и он не выдержал, загорелся. Насобирать хвороста в посадке не составляло труда и вскоре могучий костер сушил развешанную на кустах одежду и другую амуницию, а я крутился перед ним, подставляя разные части тела, одежды и обуви, пока они не начинали парить. Уже далеко не восемнадцать лет, когда я мог на себе сушить одежду, как в давнем походе на Вихоревку. Сейчас, чуть застудился, сразу начинают ныть зубы, а иногда прихватывает и горло, даже и от горького, обжигающего лука. Часа через полтора все немного подсохло, да и дождь перестал. Ветерок и молодое солнце быстро подсушило степные дороги и мою лодку. Собрал все манатки, упаковал их, приладил на мопед и двинулся в обратный путь, домой.

Еду и думаю. Ну приеду я домой к десяти часам и что делать. Впереди целый день. Поверну-ка я на дальнее знакомое место, где под высоким обрывистым берегом, когда-то видел хороших голавлей. А то в этот раз так и не удалось обловиться своей коронной рыбой. С лодки уже надоело ловить, а с берега на припеке, пару часов половить в дальний подпуск на кузнечика, самое оно. Грязь уже не наматывалась на колеса, мопед прогрелся и шустро бежал по грунтовой дороге, поэтому взвесив все за и против, я «категорически» свернул налево, на ближайшую тропку, что вела к дальнему знакомому месту. Небо очистилось и лишь одинокие облака не спеша струились с северо-запада навстречу солнцу.