Виктор Корнев - Четыре реки жизни

В тихие безветренные солнечные вечера, летом и ранней осенью игра и всплески крупной рыбы были особенно часты. Не проходило и минуты, чтобы не раздался мощный всплеск от рыбьего хвоста и по воде начинали расходиться круговые волны. Но была на реке одна ночь, когда эти всплески шли бесконечным сплошным потоком. Это когда вылетала бабочка метлица (поденка). В эту ночь на реке начинался настоящий рыбий пир. Небольшие светлорозовые жирненькие бабочки вылетали из своих куколок и в огромных количествах носились над водой, откладывая яйца. Казалось над водой разыгралась настоящая метель, настолько плотны были ее стаи в некоторые годы. Множество этих бабочек плыло по воде, и только самый ленивый рак не покушался на эту нежную питательную пищу. Как снежинки, бабочки набивались в костер, летя на свет, а утром все берега и мелкие заводи покрывались тонким слоем этих созданий. Иногда мы даже собирали их в котелок, для приманки и ловли, но обычно после такого пира рыба отдыхала целую неделю.

Объездив многие реки России, замечу, что такой живой и веселой рыбьей реки, как наша красавица Белая, в ее полуверховьях, где мы проживали в пятидесятых годах, нигде не видел. Хотя и Уссури под Хабаровском, и низовья Дона, более рыбные реки. Ближе всех Сухая, протока (рукав) Дона, что у Цимлянска. Но она более глубока, мутна, а берега не столь живописны, но рыба в ней играет достаточно мощно, особенно щуки, голавли и крупная чехонь.

Увы, после семидесятых годов, количество рыбы в наших реках резко уменьшилось и моя река ранней юности стала обычной грустной полумертвой рекой. Лишь бегом памяти приходится воскресать былые картины.

***

Глава 7. Увлечения.

Кроме рыбалки и купаний в реке, каждое лето мы собирали ягоды, причем в количестве, достаточном для домашней заготовки. Первой поспевала черемуха. Росла она в наших краях в огромном количестве, особенно за речкой. По весне стоял далеко расходящейся терпкий запах ее горьковатых белых гроздьев, а летом крупные кисти мясистых черных ягод делали наши губы и зубы черными, от оскомины сводило челюсти. Так, как черемуха росла на открытых, хорошо прогреваемых солнцем пространствах, она выделялась своим огромным ростом среди кустов бузины, крушины, боярышника и колючего шиповника. Ее ягоды были мясистее и слаще своей лесной сородичи.

Собирали помногу, обычно брали по два четырех литровых котелка или одно большое десяти литровое цинковое ведро на человека. За пару часов упорного труда ведро наполнялось сладкими кистями да и мы не могли раскрывать рот от оскомины. Дома часть ягод сушили, часть прокручивали на мясорубке и мама пекла очень вкусные пирожки. Собирали черемуху в течение почти целого месяца, так как знали места где она поспевала в разное время.

После черемухи созревали обширные плантации полевой дикой клубники. Для ее сбора мы вставали рано утром, путь-то долгий, и шли за речку и Длинное озеро. Там простирались клубничные поляны, сплошь покрытые маленькими кустиками красной сладкой ягоды. Росли они обычно небольшими дорожками. Эти дорожки переплетались друг с другом и образовывали непрерывный красно-зеленый ковер, тянущийся иногда не одну сотню метров. Собирать эту мелочь приходилось сначала согнувшись, затем, когда спина уставала, ползая на коленях, а потом и распластавшись - лежа на боку или пузе, далеко протягивая чуткие детские руки и срывая нежные ягоды. Больше трех часов такого изнурительного труда на жаре наш детский организм не выдерживал и мы отправлялись в обратный путь домой. К этому времени наши трехлитровые бидоны были уже обычно полны.

Через две недели от сильной жары клубника быстро высыхала и лишь в самых затененных и влажных местах можно было встретить полянки с крупной ягодой, но собирать ее бидонами было еще тяжелее. Такой сбор напоминал прочесывание травы прядь, за прядью, поэтому мы ее в основном ели и лишь немного приносили домой. Готовили из клубники варенья и компоты, но в основном вкусную ягоду съедали сразу, а подсушенную оставляли для заварки на зиму. Собирая ягоды, нередко заготавливали листья пахучего чабреца, нежную душистую мяту, даже свежие листья дикой смородины и колючего пустырника шли в дело. Активно пользовались при вечных ссадинах широкими листьями подорожника. Удивительно, но я не помню, чтобы кто-то нас специально учил разбираться в этом многочисленном разнотравье. Но к одиннадцати годам мы эти травы прекрасно различали.