Тина Юбель: Это я, Дюк

Я Дюк, говорит Дюк. Я Дюк, а здесь полный отстой. Он подходит ко мне и закуривает. Не понимаю, Дюк, зачем ты мне это говоришь, откликаюсь я. Я и сам не понимаю, говорит он. Может быть, чтобы сделать вид, что мы с тобой общаемся, иначе совсем уж скучно. Дай пива. Я достаю ему из холодильника пиво. Зажигалкой он срывает крышку и швыряет ее в помидоры с сыром. На плите стоят три огромные миски с помидорами, фаршированными моцареллой. Если страшные бабы устраивают тусовки, то они все время подают помидоры, фаршированные моцареллой, говорит Дюк. А вот у страшных мужиков постоянно дают квашеную капусту. Такой вот вторичный половой признак. Я так и не понял, почему Дюк говорит это мне, — в конце концов, мы с ним незнакомы, а вокруг толчется достаточно другого народа. Помидоры с моцареллой лучше, чем цацики с лавашем, как было раньше, говорю я, чтобы сказать хоть что-нибудь. Это точно, откликается Дюк, цивилизация сделала шаг вперед. Лавашем с цацики кормили и у баб, и у мужиков. Дай мне сигарету. Но ты ведь уже куришь, говорю я; ну и что — это уже он. Как тебе Зоя, правда, уродина, спрашиваю я, чтобы что- то спросить. Не знаю, мы незнакомы, говорит Дюк. Кто это? Хозяйка квартиры, отвечаю я. Я просто делаю вид, что я здесь, говорит Дюк. Но уж если я делаю вид, что пришел, давай хотя бы поиграем, как будто мы молодые люди, которые развлекаются. Он чокается со мной своим пивом. Музыка слишком громкая, почему-то молодые люди все время слушают чересчур громкую музыку. Давай посмотрим, как молодежь танцует. Он выбирается из кухни, проталкиваясь мимо парней и девушек с бумажными тарелками в руках. Стоящие в коридоре курильщики предпочитают пластиковые стаканы с пивом. Я бреду следом, чтобы заняться хоть чем-нибудь. Может быть, он и прав, может, мне тоже скучно. Люди в коридоре кажутся мне знакомыми, даже те, кого я не знаю. Из большой комнаты убрана мебель, чтобы можно было танцевать. Дюк подходит к стене. Здесь музыка еще громче, сплошной драм-энд-бейс. Подхожу к Дюку. Если на квартиру напали крашеные стены, то остается их только разрушить, орет он мне прямо в ухо. Это хуже, чем плесень. Стена, к которой прислонились мы, выкрашена в темно-желтый цвет. Скажи, что ты видишь, спрашивает Дюк. Ну, вон люди, они танцуют. Отстой, говорит Дюк. Это точнее. Смотрю на знакомую девицу, она не пропускает ни одного сборища и косит под хиппи, ей кажется, что это круто. Одевается в какую-то смесь этнического и техно; она меньше ростом, чем все остальные, но ее нельзя не заметить: танцует с закрытыми глазами и раскинутыми на манер морской звезды руками, которыми шарит вокруг себя. Есть и другие экстремальные признаки. Таким образом она дает понять, что воспринимает жизнь и музыку гораздо интенсивнее, чем все остальные. Чаще всего у нее разноцветные полосы, но не всегда. Иногда волос вообще нет. Но это ведь штамп, говорю я. Я совсем не против штампов, говорит Дюк, некоторые из самых лучших моих друзей — штампы. Кроме того, ты прав. И еще она курит много марихуаны, эта вечно разноцветная деваха, говорю я. Нарки всегда танцуют очень выразительно. Смотрится неприятно. Раньше нарки к тому же постоянно слушали «Пинк Флойд». Сегодня они торчат от транемьюзик и «Дельфинов», но это одно и то же. Для наркоманов вообще характерно отсутствие критичности, говорю я Дюку, но тот меня не слушает. Я вижу девиц, говорит он, выделив звук «е». А девицы сейчас ходят, оголив живот и демонстрируя свой пупок. Он показывает на стайку голопупых девчонок. Как на ксероксе, говорит Дюк. Стандартная модель, размноженная в огромных количествах. Да еще и плохого качества. Вместо секса у них пирсинг. Эти девочки — человеческий эквивалент сыра моцарелла. А дружки их отличаются отсутствием растительности и плохо сидящей одеждой. Перед нами — очередной этап эволюции. А кто же тогда мы, спрашиваю я, только чтобы задать вопрос. Я то же самое, только без пива, а ты что-то другое, говорит Дюк и исчезает. Принеси мне пива, говорю я, полагая, что он отправился за пивом, но он так и не возвращается. Курю сигарету и смотрю па танцующих. А потом и сам танцую. Две голопупые, танцуя, трутся друг о друга. Следующий танец я пропускаю, иду на кухню выпить пива. Моцареллы не осталось, но пиво еще есть. Какие-то люди о чем-то говорят. Неразноцветиая баба с закрытым пузом подходит ко мне и заговаривает о «Стар-трек». Она торчит от Гула Дуката. А я и есть Гул Дукат, инкогнито, говорю я, но она не верит и не хочет лететь со мной в моем «шаттле» в Кардассию. Ну, нет так нет, говорю я и отхожу. К этому моменту пиво тоже закончилось, осталось только мерзкое вино, которое принесли гости, вылакавшие всё пиво. Я не доверяю принесенному гостями вину, но все равно пью. После трех пластиковых стаканчиков считаю себя достаточно пьяным, чтобы идти домой, и иду домой.