Валерий Пудов - Приключения Трупа

— Поглядим! — шофер сиганул в коридор, толкнул дверь и скакнул, как зверь, на стул: — 0 чем разговор? О своем? Хлыщи! Не спасли хрящи старика — тащи за мослы дохляка!

Суровое собрание забурлило:

— Новое задание? Мило!

А оратор сказал:

— В зал попал провокатор, но дело — ясное: тело — несчастное, а мы — умы в белых халатах, живем на зарплатах, и живьем бедных довели до мели. Баста! Прижаты к стенке. Голодные, как мыши. Каста врачей — выше мелочей: свободные расценки на прием мертвого тела! Облом — черствому беспределу!

Призывы повторили красивым хором, а затвердили — с ретивым напором схватили шофера за ворот и в стиле победителей, к хвалебному восторгу зрителей, с позором проводили в город.

Отпустили — научили:

— Пилите, водитель, к судебному моргу. Не дрожите впустую. Там не судят, не бастуют, там давно не протестуют, там не люди, там дерьмо, там ярмо — и не ярмо, там одно, и не одно, и равно, и не равно, а чему — никому там оно не дано!

Шины машины избороздили простор, а старуха и шофер тормозили разговор — глухо копили задор.

Комом пыли подкатили к судебному моргу и знакомым обиняком подрулили к торгу: лечебному усердию и врачебному милосердию посулили и ком с мертвецом, и с добром торбу.

Но не угодили — ни торгом, ни горлом, ни горбом.

— Перед концом били никак? — спросил здоровяк с кровавым тесаком. — Не вы ли? С перец синяк — у дохляка под пупком. Отравой поили, пока не остыл? Волочили на отсыл за штанину, замочили и — в машину? Двое? На чужое добро — по наклонной? Старо, как тракт конный!

Сиделка подлила беседе в горнило мелких слёз:

— Сами мученики! Едем-едем, а с везеньем — отсос!

— Составим акт, наденем наручники. Сиделки губят, как девки любят: обняв, голубят, а рукав — не к шубе.

— Нашли вдали, в лесу, на весу, на осине, уж синий, в отрубе!

— Хуже — вам. Чащу не обслуживаем. Пропащих не нужно нам. Узрели, мамаша, опушку? А сарай? Доставляй, водитель, без канители вашу игрушку к нему. Лесные — там приписные. Мчите, пока не сели в тюрьму на преступном трупном извозе. Там вам и мертвяка заморозят. А к ужину — и дюжину!

Но шофер — снова в бестолковый спор:

— А умер бы на дороге? А у вас сейчас на пороге?

Здоровяк на уступку не идет:

— Остряк! А флюгер в рот? А ступку? А шиш? В обход закона шалишь, плохиш? Вперед, кидала! Но сначала — так: о беде сообщишь в больницу района, где жил трупак. Они одни и возьмут его под крышу, и на рассыл отпишут. А случится, найдут, что почил не сам, привезут к нам: и бедолагу, и на него — бумагу!

Шофер попёр без учтивости в вопросе:

— И там его не берут, и тут! А подбросим?

— Милости просим. Смотри-ка: мал кусок, да улика!

Здоровяк встал на мысок, достал с полки аппарат и — рад щелкать так и сяк: заснял в кино и рот, и висок, и зад гнилого, а заодно и живого рулевого.

Шофер — за руль, как куль — в забор:

— Не играй, слон! В сарай так в сарай, в район так в район! — прикрыл тыл от тумаков, получил своих ездоков, затих — и был таков.

Но до опушки не стал стелиться — сказал старушке, что не шакал и боится примет, кукушки и сосен, и нет горючего до больницы:

— Сбросим чучело в хоромы власти, к большому дому, ей к позору, и живей, без дрёмы, от напасти — дёру!

Но сиделка запела умело, как свиристелка:

— Здрасьте! А я? Ничья соломенная вдова? Согревала без одеяла, как сова, взглядом и, как печь доменная, когда прилечь случалось рядом. А награда за жалость? Ерунда? Лоб на грудь? Милый, чтоб твоя изменила? Ни буя! Будь спок — или шило в бок!

— Я себе не вредитель, — изрек водитель. — И тебе — не труповозитель. И не смотритель при нем. Соблюдем закон. Отвезем в известный дом, где он как житель знаком. Из местной больницы к беде примчится костолом с экипажем. Голуба, скажем, дядя, чай, дал дуба, забирай в подвал что туда положено, а не то засадим куда не хожено!

Попутчица стала ревниво кукситься, как сало у ленивой ключницы:

— Взял на лапу за вокзал, хапнул знатно и папу — обратно? Нахал двукратный! Наперед скажу: засужу!

Настал черёд дележу:

— Пополам.

— Гроши. Колесо почеши.

— Всё отдам!

— А ключи — что?

— Пихнём в окно.

— Настучит кто?

— Не днём! Темно!

Согласовали детали и — за дело: примчали тело домой, подняли, будто над бухтой парус, на свой ярус и показали оговорённый приём — наклонной головой в оконный проём.

Желали — тайком, но звонким стеклом перепугали сонный дом с тонким чутьём и, когда сбежали вниз, у машины их поджидали для суда: мужчины из злых держали карниз, а женщины рыдали об обещанном и причитали: