Валерий Пудов - Приключения Трупа

— Почисть матчасть и держись, власть!

Третий постовой шагал по мостовой в берете и с топотом, но отстал с опытом — взглядом пронзал пылко и смело, а поступал неумело: увидал тело, а рядом бутылку и самосвал — признал водителя за нарушителя строя и разбойника, а покойника — за грабителя и алкоголика, рапортовал о побоях с перепоя (в сводку передал, что негожий вину не признал, а к вину, похоже, добавлял водку), обоих арестовал и убрал за одну решетку.

А за решеткой, известно, с чесоткой каморки, а вдвоем с врагом — и тесно, и разборки от корки до корки, и порки.

Для драного покойника слава и беда пьяного невольника — ерунда, а водителю попасть к блюстителю в управу — что в пасть к волкодаву: узнает родная работа — рассчитают без почета.

Потому и не усидел шофер на месте: посмотрел в упор — пострел вроде одурел, но цел и годен для мести — и к своему обидчику — шмыг, как к прыщику — остриё иголки:

— Мразь, слазь с полки!

И каверзно хрясть под суставы! И — матерной приправы!

А для внимательной камерной оравы — забавы.

А мертвец с нар упал: и не жилец, а товар — не запал, а пар.

И орава — гнусаво:

— Молодцом! Колесом не переехал — кулаком заехал. Потеха! Дебил: не задавил — добил!

Водитель — глядь: а любитель полежать у обочин дышать не очень хочет.

Серьезно!

И мать поминать — поздно.

А смыться — что родиться: без ходу не пробиться на свободу — не птица.

Но шофер — в напор: труп — за чуб, в охапку и — в кадку, где в воде — суп горячий.

Братва орёт:

— Ботва растёт!

— А тот и не плачет!

— Пьет, не иначе!

— Вот задача: овца — в загон, мертвеца — в бидон!

Тут как тут уборщица — так и морщится в глазок:

— Как суп?

— Как суд.

— Сырок?

— Как срок.

— Мой труд, сынок, суров.

— Как твой плов.

— Ребятки, а кусок топорщится из кадки — не лапка?

— Забери харчи, поди ты, бабка — сыты!

В двери ключи прозвенели и охранники проревели:

— Без паники!

Орава коряво с постелей — в стойку, бабка тряпку — на кадку, кадку — в охапку, надавила с тыла и гладко, бойко покатила на помойку.

У всех — смех, а один карманник:

— Гражданин начальник, сперла пай! Бабка, лапку — за горло кусай!

Но холодный затвор — щёлк, и голодный, как волк, вор смолк: живой, да не едал, а гнилой — и удал, и удрал! Пристал к народу покойник — сбежал на свободу помойник!

Испытал Труп незаконную судьбу: сам попал в суп, суп — в зловонную трубу с отходами, там мертвец познал борьбу со сточными водами и набрал вес, но точными переходами беглец прорвал кал с корнеплодами, бродами пролез в канал, миновал лес с огородами и с быстрым потоком наскоком впал в чистую, не унавоженную реку, да так, что дал ходу не ко дну, как положено человеку, а в волну, как положено пароходу и дерьму.

И потому понять прилипшую к нему благодать, разлившую идей рать, никому из людей не под стать, а описать — сложно, увы, и в песне поэтам, но — можно, если вы — с приветом!

Кто здоров и не готов в рулет к супу, ни за что не пошлет привет трупу.

А кто живет и ждет, что пойдет на обед червякам, тем и прекрасен, что умрет в мясе и не сочтет за бред привет всем мертвякам.

Кто не глотнул безысходного рока и не тонул одиноко, тот не поймет, во что повернет разгул водного потока.

А нырнул в пучину, зачерпнул тину, шагнул на стремнину и — плыви себе, плыви в долину воды к судьбе, гонимой мимо любви и вражды, плыви над холодным и густым дном негодным и пустым бревном, будь простым гадом, забудь путь взгляда и не смотри, не надо, вокруг на картины природы, машины, заводы, хороводы подруг, не узри вдруг, как фонари на берегу одни до зари берегут огни, косари по росе на лугу косят, а дворы без кола орла с горы о красе просят, тут затвори в одну страну весну и осень и не слушай во все уши, как звонари для детворы в колокола бьют, топоры на восемь просек боры разносят, перепела от игры в войну ко сну зовут, хоры из-под лип поют многоголосьем, глухари на току под всхлип токуют, а снегири на суку растакую тоску под скрип тоскуют, и прости, что угри, хмыри, до крови тебя по пути кусают, не зови вслепую на подмогу, вздымая себя понемногу на дыбу, рискуя навести на мясную глыбу другую лихую рыбу, — сытая стая быстро стает — лови напропалую чтО дают, на то и дерут, и пристают, а чисто промытые до костей шалопаи тут без частей и не живут, а плывут и плывут и плывут и плывут.

Если ты — труп, не будь глуп: песня — спета, суть — без света, растут — дикари, цветы — без цвета, смотри не в лупу, а в себя — тут ответ, а для живых — секрет.