Валерий Пудов - Приключения Трупа

На том и застыли с мертвецом наизготовку.

Предположили, что за дверью — воровка с подмастерьем, разоблачили маскировку жулья и обсудили планировку жилья.

Объявили, что архитекторы нагородили крупные навесы, а трупные интересы и векторы упустили: забыли про люд, что мрут, а прах к могиле в гробах несут, и не заложили в ходовые чертежи и нагрузки гробовые виражи на спуске — всего ничего, а оттого и сдуру!

Решили впредь пересмотреть архитектуру и написать в газету, как спускать эту кладь, а пока, чтоб так, за дурака, не стоять при полковнике, гроб накренили и, навзрыд клеймя стыд, стоймя притулили в подъемнике, а чтоб мертвец не падал, хлястиком прикрутили к ящику грудь и наконец робко надавили кнопку:

— В путь!

Были рады: сбыли жуть! Но поспешили чуть-чуть…

Лифт издал стук и вдруг застрял (штифт, уследили, отстал), и генерал без погон покачал задом, попугал взглядом, странным и угрюмым, отдал поклон чести и с шумом упал вместе с деревянным костюмом.

Тут-то, будто от возни блох, настал переполох!

С криком: «Бомба! Рок!» — одни угодили в обморок, другие, тугие кожей, припустили с гиком: «Ожил!». Лихие завопили: «Пни в рожу!» — и с рыком вскочили на бой, а простофили от ругни родни завыли на огни: «Упокой!».

Разворошили рой — час приводили экстаз в строй.

Для пробы повторили падение гроба и — озарение:

— Не прикрепили голову, а у тяжелого — тяготение!

Остыли и предложили спускать кладь на веревках:

— Детину — в домовину, и обоих — в любое окно!

Возразили взахлеб одно:

— Гроб — не аэростат на тренировке. А улетят? Издевка!

Возник тупик: ни конца, ни остановки.

И тогда рассудили, что и обряд — свят, но и беда — не позор, отделили мертвеца от упаковки из дров и, поборов страх, спустили во двор на руках.

Сохранили и обиход: чтоб вперед проходили ноги.

А уложили труп в гроб — у дороги.

Накрыли крышкой пуп с манишкой и объявили итоги:

— Прости, брат, за вред, но назад пути — нет!

А сами — не по словам: ногами — кругом и бегом — по домам.

С шепотком:

— Срам!

Чтоб гроб простоял у дороги час!

А оскал воров? А колдобины? И особенно — дети?

И безногий бы удрал с этих трасс!

И потому через час с половиной сидел Труп без домовины, спиной — в стенной уступ, не у дел, никому не люб, ощерясь, как живой, но без сил, и словно скромно просил у проезжей тачки о подачке, но без надежды на успех, в глазах — колеса, вопросы, тросы, а на зубах — смех.

Один прохожий подошел:

— Гражданин, а без одёжи! А впереди — гол!

Другой монету ногой швырнул:

— На это сходи пи-пи и купи стул.

Третий заметил:

— Нищий? К чему игра? Ему подавай тыщи на каравай да на осетра. Или корешки подсадили тут на поклоны, а гребут в горшки вершки — миллионы.

Его попутчик обобщил посыл:

— А лучше всего — примостят в ряд по перекресткам мертвяков: и просто, и улов — один господин без больших забот соберет с них затем быстрей, чем с людей.

А соседи глядят из-за кустов и дрожат, как леди в борделе без трусов на теле:

— Срам! Раздели до пят беднягу!

— Нам — намек: на срок в тюрягу.

Скок-поскок — и собрали в подвале совет. Дали обет и кто что мог, чтобы доходягу уволок — но кто бы?

Проголосовали у обочины — сказали, чем озабочены:

— Генерал совсем устал — отвезите на вокзал.

Водитель понюхал — строго прошептал в ухо:

— Дорога — не вакса. За такую кутерьму — в тюрьму. Рискую — я. Такса — моя.

Показали ему то, что собрали в подвале.

Он посчитал и взял:

— Кон — внесен, извоз — не вопрос, генерал — не кал.

Пулей метнули товар на сидение — в стекло пяткой:

— Стар, — подмигнули, — гадко! — а вздохнули, будто утром светло стало, а под одеялом — гладко.

С треском и глухо в кресло упала и старуха:

— Тут и ежу — бредни и жуть, а провожу в последний путь. А кто глуп и вор, на то не всяк суд мудёр.

Так и покинул Труп свое жилье: сгинул в машину, и вместо оркестра — враньё.

В дороге старуха брила ноги, сухо кашляла (объяснила, от вчерашнего), цедила помидор и бубнила непрерывный заунывный вздор.

И вдруг — обронила на испуг:

— Известно миру, что генерал завещал мне квартиру. Честно водила в дерьме к сортиру. Приучила к клистиру: на дому ему ставила. Приставал, шакал, и не по правилам. Насилу простила. Намедни, фу ты, ну ты, до последней минуты сидела у тела, кричи, не кричи, и везде посмотрела у задиры, но не узрела, где ключи от квартиры!