Флора Шрайбер - Сивилла

— Мистер Дорсетт, — спросила доктор, — почему вы всегда перекладывали всю заботу о Сивилле и ее воспитании на свою жену?

Уиллард Дорсетт был не из тех людей, которые занимаются самоанализом или обращают внимание на настроение окружающих. В Уиллоу-Корнерсе он был занят делом от зари до зари. Он не вдавался в детали домашней жизни и считал, что от него нельзя и требовать этого. Что же мог он ответить на вопрос доктора, касающийся этих деталей — таких далеких, таких забытых?

Почему он всегда передоверял Хэтти все заботы по уходу за Сивиллой и по ее воспитанию? Уиллард только пожал плечами в ответ. Вопрос явно показался ему не относящимся к делу. Это все равно что спрашивать мясника, почему он продает мясо, или фермера — почему он сажает кукурузу. Всякая мать обязана воспитывать своих детей.

Замечал ли он странности в поведении Хэтти? Уиллард дернулся в кресле и насторожился. Когда он наконец заговорил, то сказал следующее:

— Первая миссис Дорсетт была чудесной женщиной, умной и талантливой.

Он замолчал.

— И? — спросила доктор.

Уиллард разволновался:

— Ну, у нас была куча неприятностей. Финансовых и прочих. Это тяжело отразилось на Хэтти. Временами она была сложным человеком.

— Просто сложным? — спросила доктор.

— Вообще-то, она была нервной.

— Просто нервной?

Он потер лоб, сменил позу:

— У нее иногда были плохие периоды.

— Правда ли, что она была в плохом состоянии на ферме, когда Сивилле было шесть лет?

Уиллард отвел взгляд и нехотя признал:

— Да.

— Правда ли, что когда она вышла из депрессии, то съехала с холма на санках Сивиллы?

— Да, — произнес он, скривившись. — Сивилла, наверное, сказала вам, что это был высокий холм. Детское воображение, знаете ли. На самом деле холм был не особенно высоким. — Его попытки уклониться от признания истины были почти комичны.

— Но ваша жена съехала по этому холму — большому или маленькому — на детских санках и с хохотом? Как вы объяснили себе ее поведение в данном случае? — Доктор загоняла его в ловушку признания. — Допустимо ли было, мистер Дорсетт, полностью доверять воспитание вашего ребенка этой странной, нервозной женщине, у которой отмечались, по вашим словам, плохие периоды?

Избегая прямого ответа, он рассеянно пробормотал:

— Хэтти была странной.

— Она была не просто странной, мистер Дорсетт. Она была не просто нервной, если то, что мне рассказывали, правда.

Под воздействием потока воспоминаний комната начала кружиться. Каждое воспоминание, всплывающее из похороненного прошлого, вновь пробуждало тупую ноющую боль в руках Уилларда — последствия неврита, от которого он страдал после потери всего своего состояния.

— Знаете, — стал объяснять Уиллард, — Хэтти и Сивилла никогда не дружили. Я думал, что мать с дочкой должны быть близкими людьми, и их споры меня огорчали. Когда они начинали пикироваться друг с другом, я обычно говорил: «Хэтти, может, ты немножко отдохнешь или пощелкаешь орехи?» Я надеялся, что у Хэтти и Сивиллы со временем все наладится.

— Это происходило, когда Сивилла была уже подростком, — напомнила доктор отцу. — А вот в то время, когда она была еще совсем ребенком, не случались ли кое-какие вещи, которые нельзя было уладить щелканьем орешков?

— Вы, должно быть, знаете что-то, чего не знаю я, — ответил он уклончиво, сосредоточенно разглядывая свои ногти.

Доктор спросила, осознавал ли он, что в детстве Сивилла перенесла невероятное количество травм. Уиллард тут же с раздражением откликнулся:

— Конечно, с ней случались неприятности, как со всяким ребенком.

Запомнил ли он какой-нибудь из этих случаев?

— Нет, навряд ли.

Знал ли он, что у Сивиллы было вывихнуто плечо, повреждена гортань?

— Ну да, — ответил он, поджимая свои тонкие губы.

Как это происходило?

Уиллард не ответил, но пробежавшая по его лицу судорога выдала его внутреннее напряжение. Наконец он с волнением произнес:

— Я никогда не видел, чтобы Хэтти поднимала руку на Сивиллу.

А помнит ли он об ожогах на руках дочери, о синяках под глазами?

— Да, — медленно ответил Уиллард, — теперь, когда вы говорите об этом, я начинаю припоминать. — Он еще больше разволновался и добавил: — В конце концов, я не видел, как все это происходило. Наверняка все это случалось, когда меня не было дома.

Помнит ли он про бусину, попавшую в нос Сивиллы? Оправдываясь, он ответил:

— Сивилла сама засунула бусину в нос. Вы же знаете, как это бывает у детей. Вечно суют себе что-нибудь в нос или в ухо. Миссис Дорсетт пришлось отвести Сивиллу к доктору Куинонесу. Он достал бусину.