Артур Голден - Мемуары гейши

— Не надо, Хацумомо, — сказала я.

— А потом ты вернулась и подглядывала за мной!

Громкий голос Хацумомо разбудил одну из старших служанок. Она приподнялась на локте и посмотрела на нас, но Хацумомо закричала на нее:

— Иди спать, старуха!

Служанка покачала головой и легла на подушку.

— Хацумомо-сан, я сделаю все, что вы скажете, — сказала я. — Мне бы не хотелось расстраивать Маму.

— Конечно, ты сделаешь все, что я захочу. Это даже не обсуждается. Но у тебя будут проблемы.

— Я относила ваш сямисэн.

— Но прошло уже больше часа. Ты встречалась со своей сестрой, и вы строили планы относительно побега. Ты принимаешь меня за дурочку? А после этого ты вернулась и шпионила за мной!

— Простите меня, пожалуйста, — сказала я. — Я не знала, что вы были там. Я думала, это была...

Я хотела сказать: крыса, но подумала, что она плохо это воспримет.

Она долго смотрела на меня и в конце концов пошла наверх в свою комнату. Когда она вернулась, то держала что-то в руках.

— Ведь ты хочешь убежать со своей сестрой, правда же? — спросила она. — Думаю, это хорошая идея. Чем раньше ты исчезнешь из окейи, тем лучше для меня. Некоторые считают меня бессердечной, но это не так. Очень трогательно представить тебя и эту жирную корову, пытающихся жить где-нибудь еще, одних в целом мире. Чем раньше ты убежишь, тем лучше для меня. Вставай!

Я встала, хотя очень боялась, как бы она мне что-нибудь не сделала. Поэтому, когда она шагнула, направляясь ко мне, я отошла назад,

— Посмотри, — сказала она и разжала пальцы. На ладони лежали деньги в таком количестве, какое мне не доводилось видеть раньше. — Я принесла их из своей комнаты для тебя. Благодарить меня не нужно. Возьми их, и все. Это плата за твое исчезновение из Киото и за счастье никогда больше тебя не видеть.

Анти советовала мне никогда не доверять Хацумомо, даже если она предлагает помощь. И когда я вспомнила, как сильно она меня ненавидит, то поняла, что это вовсе не помощь. Хацумомо помогала себе избавиться от меня. Я стояла неподвижно, пока она не заткнула деньги мне за пояс. Потом она повела себя очень странно: стала похлопывать меня рукой по голове, по-матерински глядя на меня. Сама мысль о возможности доброго отношения Хацумомо ко мне казалась дикой. Все равно как если бы ядовитая змея вдруг стала ластиться, как кошка. Потом она неожиданно схватила меня за волосы и дернула так сильно, что я едва устояла на ногах и взвыла от боли. Я не понимала, что происходит, но Хацумомо опять дернула меня за волосы и потянула в сторону лестничной клетки. Она громко кричала на меня, а я одновременно орала от боли, пожалуй, еще громче, чем она. И неудивительно, что мы многих разбудили на нашей улице.

Дотащив меня до лестницы, Хацумомо постучала в дверь комнаты Мамы и позвала ее. Очень быстро появилась сердитая Мама, завязывая на ходу пояс.

— Что с вами случилось? — спросила она.

— Мои украшения! — сказала Хацумомо. — Эта идиотка...

Тут она принялась избивать меня. Мне ничего не оставалось, как свернуться калачиком на полу и кричать ей, чтобы она прекратила. Маме и вышедшей на лестничную клетку Анти как-то удалось ее усмирить.

— О Мама, — начала Хацумомо, — когда я возвращалась сегодня вечером домой, то в конце аллеи я увидела Чио, разговаривающую с незнакомцем. Я подумала, что ошиблась, ведь она сейчас не имеет права выходить из окейи. Но у себя в комнате на видном месте я обнаружила распотрошенную коробку с моими драгоценностями. Я выбежала на улицу и увидела, как Чио что-то передавала мужчине. Она попыталась вырваться, но я поймала.

Мама не проронила ни слова и не сводила с меня глаз.

— Мужчина ушел, — продолжала Хацумомо, — но Чио, видимо, продала драгоценности и получила от него деньги. Она, я думаю, собирается бежать из окейи... Это ее благодарность нам за все хорошее, сделанное для нее.

— Хорошо, Хацумомо, — сказала Мама. — Достаточно. Иди с Анти к себе в комнату и посмотрите, что исчезло.

Когда я осталась наедине с Мамой, я посмотрела на нее, продолжая лежать на полу, и прошептала:

— Мама, это неправда... Хацумомо была в комнате прислуги со своим любовником. Он ее чем-то огорчил, и она вымещает свою злость на мне. Я ничего у нее не брала.

Мама ничего не ответила, я не уверена даже, расслышала ли она мои слова. Вскоре появилась Хацумомо и сказала, что пропала брошь для украшения пояса.

— Моя изумрудная брошь, Мама, — произнесла она и заплакала, как хорошая актриса. — Она продала мою изумрудную брошь этому ужасному мужику. Мою брошь! Кто дал ей право воровать чужие вещи?