Борис Носик - Смерть секретарши (повести)

— Я сейчас, — сказала Рита, глядясь в зеркальце. — Я спущусь.

— Дождемся Риту, — сказал Владимир Капитоныч своему шоферу Валере и, чтобы пресечь всякие вопросы, тут же объяснил сурово: — Мы тут ее задержали с Колебакиным, а ей домой надо.

— Только мне одному никуда не надо, — огрызнулся Валера, и шеф подумал, что с ним не очень-то выдержишь марку, с этим Валерой, который и знает всегда больше, чем ему полагается, и литературой не балуется, и местом не дорожит — типичный современный работяга, которому на всех насрать, и на эти скромные деньги тоже, как-то еще пока с ним, с Владимиром Капитонычем, держится в рамках, остальных ведь просто посылает по-своему, по-пролетарски куда подальше, того же взять Колебакина.

— Вот и наша принцесса! — сказал Валера и включил зажигание.

Владимир Капитоныч отворил заднюю дверцу, Рита села в машину, и они доехали в молчании до ее дома. Выйдя, она помахала им ручкой и юркнула в подъезд.

— Что-то наша принцесса невеселая? — сказал Валера, Владимир Капитоныч не поддержал его шутливого тона. И пожалуй, напрасно, потому что Валера не принимал всех этих тактичных умолчаний и нехитрой темниловки. — Вы что-то тоже не в духе, Владимир Капитоныч, — сказал Валера, сбоку глянув на шефа. — Она вам что, насчет беременности лапшу на уши?

По лицу шефа и по его смущенному молчанию Валера убедился в точности попадания и несколько смягчился:

— Не берите, шеф, в голову. Она мне тоже пробовала, так я ее вон куда послал… По мне, так: надо тебе машину, так и проси по-хорошему, а что я там раз-другой, великое дело.

Профессиональный темнильщик Владимир Капитоныч был поражен в самое сердце не только осведомленностью шофера о его тайных делах, но столь интимным их соучастием на ниве, так сказать, как это теперь у них называется?

— Молодежь! — сказал он, густо краснея. — Нет у вас рыцарского, так сказать, тургеневского отношения к женщине.

Сказал — и тут же пожалел о своей вспышке: получилось вроде как признание, еще бы ты, старый дурак, сообщил этой скотине, сколько ты отвалил отступного.

— У вас доход другой, — сказал Валера, небрежно закуривая. — Вам ихнюю сестру можно и по-тургеневскому и по-всякому ставить, потому что у вас ставка одна четыреста, и буфет, и то-се, а нам, беднякам, — что урвешь, то и поставишь. Свозил ее как-то с тетей Шурой по врачебным делам — обломилось раза, а так сиди жди, свою старуху тяни дома… А я что — хуже других?

Владимир Капитоныч молчал. Высчитывал. И только когда подъехали к его дому, сказал примирительно:

— Не унывай! Валяй — поезди по Москве, я ведь не возражаю: ничего не знаю, ничего не вижу.

— Не понравилось, хрыч моржовый… — бормотал Валера, выезжая на улицу. — Ишь поездить мне разрешает. А то я без его разрешения не знаю, что мне делать.

Он повернул по кольцу к трем вокзалам и, стоя у светофора, долго, со вкусом материл регулировщика в будке. Милиционер спокойно глядел перед собой, надежно защищенный от массовой телепатии стеклянным «стаканом».

Конечно, не было никакого смысла сообщать Коле. Он вернулся из Яхромы рассеянный, что-то у него в жизни не ладилось, а что — не говорил. К тому же Коля, если чего может, он и так тебе сделает — все время какую-нибудь глупость предлагает:

— Отдыхать в Крым хочешь? У меня там вот такие ребята, примут по-царски. Поезжай. Алушта. Пансионат торговли.

— Спасибо. У меня нет отпуска.

— Пальто хочешь финское? Я сегодня интервью брал в районе, а он говорит: «Завезли финские пальто. Хотите для жены?» Я говорю: «Хочу». Жены, сама знаешь, нет, денег тоже, а ты поезжай, дам записку. Не хочешь? Как хочешь.

Коля был, конечно, симпатичный, веселый, но баб у него было столько, что он сам запутался, так что Риточка поначалу и не хотела ему ничего говорить. Потом все же не выдержала и, когда он ошивался рядом и никого больше не было, сказала:

— Кажется, я подзалетела, Коль. Беда. Вам-то что, ляля, ля-ля…

— У нас свои проблемы, — сказал Коля мрачно. Потом спохватился, поправился: — Ладно, Ритуль, если помощь какая, мы сразу — тут у нас такой доктор, артист.

— Доктор у меня есть… — начала Рита. Но тут зашел Евгеньев, и разговор пришлось отложить на потом. Коля ушел, усмехаясь про себя и качая головой. Подзалетела. Он тоже подзалетел — теперь разбирайся от кого. Значит, та училка с бедрами из Яхромы была от субботы до вторника, а до нее — со Второго часового одна, старый кадр, потом девочка из медучилища, ну, эта вряд ли, тем более много уже прошло, сколько, десять дней, вообще-то в самый раз десять дней, молодые, они теперь бойкие… А может, вообще, все это какая-то хроника, не может быть такое невезение — надо самому изучать свой организм, теперь никто не поможет, а все же придется окопаться дома и глотать всякую дрянь, чтоб остановить процесс.