Кристофер Мур - SACRÉ BLEU. Комедия д’искусства

— Вот видите! Синий здесь — минеральный пигмент, я в этом уверен, — произнес Вандерлинден. — Стирается он довольно легко, значит, его никогда не тревожили. Я протестировал его на огне. Это не медь. Быть может, ваша жидкостная хроматография…

Профессор Бастард воздел руку, чтобы коллега умолк.

— И вы полагаете, этим рисункам — сколько лет?

— Это всего лишь теория — камера оставалась сухой тысячи лет, но на другой стороне искусственно возведенного барьера нам пришлось снять кое-какие сталактиты и сталагмиты, и у нас имеется представление, с какой скоростью они растут, учитывая содержание минералов в здешней воде. Рисунки могли быть сделаны и сорок тысяч лет назад.

Ле-Профессёр взглянул на Люсьена, который смотрел на рисунки. Все лицо художника исказилось от ужаса.

— Sacrebleu, — произнес молодой человек. — Это его . Он жив.

Пеш-Мерль, Франция, 38 000 г. до н. э.

Родился он крохотной, скрученной и сломанной тварью, и все удивились, что он прожил дольше нескольких часов. Но мать защищала его свирепо, хоть он и был урод. А она — святая женщина, она беседовала с миром духов и умела делать картинки, поэтому Народец ее уважал и боялся. Призвание у нее было таково, что ложилась она со многими мужчинами, поэтому ни одному не пришлось стыдиться этой слабости — зачал, мол, извращение. Так он и выжил. Однако редко собирались вокруг костра и не обсуждали при этом, не лучше ли оставить его у входа в пещеру тиграм. Когда мальчика отняли от груди, прозвали его Два Хрюка и Шмыг. С языка Народца это переводилось как «Говняшка на Палочке».

Пока Два Хрюка не стал мужчиной, выживал он под сенью маминого бюста: дети не желали с ним играть, а когда он достиг совершеннолетия, ни одна девушка не соглашалась взять его себе в пару. Стало быть, пока остальные мальчишки учились драться и охотиться, а девчонки — собирать коренья и обрабатывать шкуры, Два Хрюка учился шаманскому делу — танцам и, самое главное, где искать охры и глины, чтобы готовить краски для картинок.

— Мне же не надо будет пялить всех этих мужиков, как ты, верно? — спрашивал Два Хрюка у своей матери. И при самом этом вопросе, что сопровождался пантомимой немалого вращенья бедрами и неслабых толчков тазом, две женщины, оказавшиеся при этой сцене, насмерть перепугались непропорционально огромной приблуды Двух Хрюков. Так он и обрел свой единственный источник радости от общения с другими людьми: пугать девушек елдой.

Старея, мать Двух Хрюков начала постепенно вводить своего сломанного сына в ритуалы. Она надеялась, что со временем Народец станет относиться к нему с теми же уважением и страхом, а в итоге и заботиться о нем та же, как о ней. Но стоило ей помереть — не успел даже пепел ее остыть, — как два самых сильных мужчины племени вышвырнули Двух Хрюков из пещеры на съеденье тиграм, хоть он и хрюкал весьма возмущенно, а также устрашающе и рассерженно размахивал приблудой. Именно поэтому его, вообще-то, и выкинули. А следом швырнули кожаную котомку с красками и длинный осколок черного обсидиана, из которого он при желании мог смастерить себе оружие или орудие. Такую щедрость к нему предложила выказать женщина по имени Две Ладони Чашкой и Уй-Блин (что с языка Народца переводилось как Попа Пузырем) — хоть Два Хрюка и пугал ее так же, как остальных девушек, ей в какой-то момент приснился очень приятный сон с участием его шланга, и она как-то засомневалась, не обладает ли он властью и над миром духов тоже.

Два Хрюка пошел бродить по горам в темноте. Никаких навыков самосохранения ему не привили — он умел только разводить огонь. Он был вполне убежден, что по его следам идет ужасный волк или саблезубый тигр, ну или хотя бы ужасный саблезубый суслик, а потому в целях самозащиты заполз в полый пень дерева, куда некогда ударила молния, и виден ему оттуда был лишь клок ночного звездного неба. Осколок черного вулканического стекла он держал наготове над головой, а чтобы отогнать страх перед тем, что может кружить поблизости от его дерева, принялся распевать все священные песни, которым его научила мать. Он взывал ко всем духам зверей дать ему силы, одарить мощью, наделить защитой, и еще, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть поскорее закончится эта ночь.

И только он перешел к заунывной импровизации, перевести которую было б можно более-менее так: «И вас, медведи, тоже на хуй! Надеюсь, мои острые косточки застрянут у вас в дристалищах», — как все небо осветилось гигантским мазком огня, и ахнул взрыв. Будто дюжина молний долбанула в землю единомоментно, и ударная волна прокатилась по всей окрестной территории, плюща лес на милю вокруг. Пень Двух Хрюков сшибло ею наземь, и он вывалился наружу.