Кристофер Мур - SACRÉ BLEU. Комедия д’искусства

Жюльетт кивнула.

— Постойте, постойте, — сказал Анри. — Если Берт не написала Красовщику картину, то…

— Мане, — ответила она. — Он обожал Берт и часто писал ее… меня… ее. А до этого я была Викторин у него в «Олимпии» и «Завтраке на траве». С Викторин-то все про секс, они вместе были что кролики. Мане и его натурщицы Красовщику сделали много Священной Сини.

— Но, насколько я знаю, и Берт Моризо, и Викторин Мёран до сих пор живы и здоровы, — сказал Анри. — А вы говорили, что у всего есть цена.

— Мане страдал, что никогда не сможет быть с Берт, а затем и с жизнью расстался. — Она произнесла это очень грустно. — Дорогой мой Эдуар — он за все заплатил.

— Мане же умер от сифилиса, — сказал Люсьен. — Мы с Анри недавно это обсуждали.

— Да, — кивнула Жюльетт. — Часто это сифилис.

— Не понимаю, — сказал Люсьен. — Почему сифилис?

— С его помощью их может прикончить их же хуй. Я богиня, Люсьен, а нам лишь иронию подавай. Мы признаем только такой порядок вещей. — Она опять допила и протянула бокал Анри за добавкой. — Действует медленно, зато столько картин, пока не начались безумие и ампутации!

— Как же тоскливо, — промолвил Анри. — А я был уверен, что это миф.

— Так, а Винсент? — спросил Люсьен. — Его ты застрелила?

— Я не стреляю в людей. Его застрелил Красовщик. Псу под хвост. Платой Красовщику могла бы стать боль Винсента.

— Значит, он писал тебя как Жюльетт? — спросил Люсьен.

— Для вдохновения им не нужно писать меня . Им нужно просто писать.

Люсьен и Анри переглянулись через всю гостиную: как же так вышло, что они беседуют об убийствах их друзей и кумиров за бренди с богиней? Со все более пьяной богиней притом?

— Нам нужно еще выпить, — решил Люсьен.

— Тост! — провозгласил Анри.

— За Винсента! — Люсьен поднял бокал.

— И за Тео! — Анри тоже поднял свой.

— И за его сифилис! — прибавила Жюльетт, вздернув бокал и расплескав бренди на ковер Тулуз-Лотрека.

Рука Люсьена опустилась:

— И Тео?

— И сифилис! — весело чокнулась с ним Жюльетт.

— Но Тео даже художником не был, — произнес Анри, погубив тем самым вполне годный тост.

— Ну мне ж надо было что-то сделать. — Для пущей убедительности Жюльетт не только расплескивала бренди, но и едва ворочала языком. — Красовщик хотел убить вас всех, обоих, всех вообще. Говняшке-то безразлично. Пристрелить вас хотел. Уборку сделать, как он выражался. Поэтому я забрала остатки Священной Сини и сбежала.

— Значит, ты свободна?

— Не совсем. Он меня просто пока не нашел. Потому-то мне и пришлось прятаться в темноте. Священная Синь в темноте не действует, понимаете? Поэтому мы не могли ничего писать в убогой мастерской Анри. — Она выплеснула остаток бренди на Тулуз-Лотрека. — А мастерская у вас убогая, Анри. Не обижайтесь. Вы художник, вам свет нужен. Ай, я помню то окно у вас в другой студии, такой славный свет…

— Но сейчас-то вы не в темноте, — перебил ее рассуждения Анри. — Разве теперь он вас не найдет?

— Не-а. Я его пристрелила.

— Так, а смысл? И ты же сама говорила, что ни в кого не стреляешь, — произнес Люсьен.

— Ты вообще кто — художник или счетчик пристреленных? Я, блядь, его застрелила и точка. В грудь. Пять раз. Может, шесть. Нет, пять. — Она подалась к Люсьену — и начала падать со стула. Молодой человек поймал ее, но ради этого пришлось ловить еще и равновесие. В итоге он повалился навзничь на диван, а она уткнулась носом ему в пах.

— Значит, вы свободны? — спросил Анри.

Жюльетт ответила, но голос ее прозвучал глухо и невнятно. Люсьен поцеловал ее в затылок и повернул головой к Анри, который привык общаться с одурманенными, и повторил вопрос машинально:

— Значит, вы свободны?

— Все не так просто.

— Ну еще бы, — сказал Люсьен. — А то я уже начал беспокоиться, что все просто как-то уж совсем.

— Эй, ебляша, я тебе муза сарказма? Нет! Я не она. Вы переходите границы, месье Лессар. Всякие, блядь, границы. — Она оттолкнулась от его колен, чтобы посмотреть ему прямо в глаза, однако удовольствовалась тем, что уперла стальной взгляд в среднюю пуговицу его жилета.

— Никогда раньше не слыхал, чтоб богини матерились, — заметил Анри.

— Отъебись, граф Мини-Штанишки! — ответствовала муза, уперев чело в промежность Люсьена, дабы сдержать позыв нутроисторжения.

— И не видал, чтоб блевали, — добавил Тулуз-Лотрек. — Ой, синенькая пошла.

Британия, северная граница