Кристофер Мур - SACRÉ BLEU. Комедия д’искусства

Римские стрелы стучали по деревянному паланкину. Один пиктский щитоносец упал, и тяжелые быки растоптали его. Стрела попала в бедро Лианан Шидьи, но ее следующее копье раскололо шлем лучника и снесло ему верх черепа. Пока она выдергивала из бедра стрелу, грудь Красовщика пробила еще одна — нет, две… три стрелы. Их железные наконечники торчали у него из спины.

Среди пиктов поднялся вопль ярости. Они уже вступили в пределы досягаемости римских стрел, и Красовщика к его деревянной раме пришпилило уже с полдюжины стрел.

— Ай, — произнес он. — Терпеть не могу стрелы.

— Я знаю, — ответила Лианан Шидья. Протянула руку и выхватила те, что торчали у него из спины, за наконечники, а потом потрясла в воздухе их окровавленным пуком и заорала на римлян. Крик ее подхватили все. Красовщик обмяк в своей сбруе, голова его бессильно покачивалась в такт поступи быков. Воительница вытащила остальные стрелы у него из груди, отшвырнула их, а человечка схватила за уши и встряхнула.

— Вставай Говняпальчик, ну! — велела она. — Они должны видеть, как тебя ранило, но ты поднялся. В бой!

Красовщик приоткрыл один глаз, и голова его приподнялась.

— Холодно тут, — произнес он. — А я терпеть не могу холод. — Обеими руками он схватил по дротику и запустил их в крепость через стену. — И стрелы терпеть не могу.

Когда паланкин достиг частокола, Лианан Шидья прыгнула с платформы, ухватилась за гребень стены и, сделав курбет, встала на ней — и тут ей в бок попала стрела. Воительница мигом развернулась, обнажив оба меча, и посмотрела прямо в широко раскрытые глаза перепугавшегося лучника — тот как раз пытался натянуть тетиву еще раз. Повернулся было бежать прочь, но она обрушилась на него и одним взмахом обрубила ему обе руки сразу. Лучник остался истекать кровью, а воительница рубила себе проход в римском мясе дальше. Меж тем пикты поставили свои осадные лестницы и уже захлестывали стены роями синей жажды крови.

Через полчаса все римляне пали, все рабы, взятые в Каледонии, были освобождены, а маленький кособокий царь пиктов стоял на крыше виллы. Несколько стрел по-прежнему торчали у него из груди и спины, а он держал на весу голову Квинта Помпея Фалько. Перед смертью римский легат Британии успел подумать одно: «Эти чокнутые ебанаты и впрямь выкрашены в синий».

За спиной Цветодара его муза, Лианан Шидья, вымазала Священной Синью золотого римского орла на шесте и вознесла его над головой. Раскрашенный народ хором скандировал ее имя.

Париж, Иль-де-ля-Ситэ, 1890 г.

Всего несколько припрятанных картин, а не десять тысяч пиктских воинов, выкрашенных в синий, — с такой мощью Красовщик оправился от огнестрельных ран Блё только к следующему вечеру. К тому же ему повезло, и уборщик морга, подметая, подошел к нему слишком близко и теперь, весь иссушенный и мертвый, лежал рядом. Из него высосали всю силу жизни.

Красовщик сполз с каменной плиты на холодный пол. Пока он ковылял по моргу, ища, что бы надеть, из его ран одна за другой повыпадали пули. Все покойники были либо наги, либо слишком высокого роста, поэтому человечек удовольствовался белым халатом санитара, и тот на ходу волочился за ним по земле. Сторож сделал вид, что не заметил его, когда он выходил: спонтанное воскрешение, прикинул он, потребует такого количества канцелярской волокиты, к которому он был не готов.

До квартиры было всего квартала три, и хотя все они ранним вечером были довольном людны — по улицам гуляли граждане всех сословий, — Красовщик все равно пошел домой. Пока он переходил по мосту с Иль-де-ла-Ситэ в Латинский квартал, господа смотрели сквозь него, а дамы отворачивались. У собора Нотр-Дам часто бродили калеки и уроды, просили подаяния, поэтому кособокий человечек с нависшим над глазами лбом и в белом халате, чьи полы влеклись по брусчатке, привлекал внимания не больше, чем любая другая бессчастная душа.

У дома на рю де Труа-Порт он позвонил в колокольчик, и консьержка, открывшая дверь, при виде него взвизгнула и подпрыгнула. Габариты и цинизм этой дамы были таковы, что с ее последнего подпрыга и взвизга минуло много лет, и Красовщика от души порадовала эдакая перемена участи. У него даже возник позыв распахнуть полы халата и продемонстрировать ей по этому случаю елду во всей красе, но он не стал. Лилия в золочении не нуждалась.

— Bonsoir, Madame, — сказал он. — Вы не могли бы меня впустить? Я, кажется, забыл ключ.

— Но, месье, — ответствовала консьержка, подымая профессионально прыгучую бровь подозренья. — Вы же вроде как скончались.