Юстейн Гордер: Апельсиновая девушка

Я спросил: «Кто был папа?»

Она вздрогнула. Ведь она не знала, что я читал столько часов. «Ты знаешь, его звали Ян Улав», — сказала она.

«Да, но кто он был? Я хочу спросить, какой он был?»

«А-а…»

Постепенно у нее на губах заиграла улыбка Моны Лизы. Она смотрела на меня затуманенным взглядом. Только теперь я заметил то, о чем несколько раз упомянул отец. Увидел, как она сосредоточивается. Ее карие глаза беспокойно бегали, будто танцевали какой-то танец.

Она сказала: «Он был очень, очень добрый... такие люди редко встречаются. И еще он был мечтатель, я бы даже сказала — мифотворец … Он без конца повторял, что жизнь сказка, и, думаю, у него было… почти мистическое жизнеощущение. К тому же он был неисправимый романтик… впрочем, мы с ним оба были романтиками. Потом он заболел, не буду скрывать, он отнесся к этому с бесконечной грустью. На это было больно смотреть, невыносимо больно. Он так любил тебя… и в тебе… да, он боготворил тебя. Он был не в состоянии потерять ни тебя, ни меня.

Но и противостоять болезни он тоже не мог, жестко и безжалостно она оторвала его от нас. Он так и не примирился со своей судьбой, никогда, до последней минуты. Поэтому оставшаяся после него пустота так велика… Я все ищу подходящее слово… »

«Я не спешу».

«Он был тем, что мы называем мечтателем, фантазером. Вот это я хотела сказать».

Теперь улыбнулся я. И сказал: «Еще он был честный. Он неплохо знал себя. Был не лишен самоиронии. Не всем людям присуще это качество».

Мама вопросительно посмотрела на меня: «Да, наверное, ты прав. Но откуда ты это знаешь?»

Я показал на стопку бумаги. «Тебе придется это прочесть, — сказал я. — Тогда ты поймешь, что я имею в виду».

И снова Апельсиновой Девушке пришлось вытереть слезы. Но мы не могли дольше сидеть в моей комнате и плакать. Что подумает Йорген? Я ему не завидовал.

«Пойдем ко всем», — сказал я.

Войдя в гостиную, я почувствовал себя на много лет старше, чем был до того, как несколько часов назад забрал письмо отца и начал читать его в своей комнате. Я чувствовал себя таким взрослым, что даже не обратил внимания на встретившие меня любопытные взгляды.

На большом обеденном столе был накрыт холодный ужин. Там были цыпленок, ветчина, вальдорфский салат с апельсиновыми дольками и большая миска с зеленым салатом. Мы впятером сели за стол, я сидел во главе стола.

Когда у нас бывает много гостей, мама обычно говорит, что «кто-то должен взять на себя руководство». Нечто подобное было и сейчас, и сейчас руководство пало на меня. Во всяком случае, все смотрели на меня. Получилось так, что я главный.

Я оглядел всех и сказал: «Я прочитал длинное письмо, которое отец написал мне перед смертью. И я понимаю, что вам всем интересно узнать, что в нем написано…»

В комнате воцарилась гробовая тишина. Что он собирается сказать? Как он продолжит?

Я сказал: «Это письмо написано мне. Но мы все любили отца. И у меня есть для вас два сообщения, хорошее и плохое. Начну с хорошего. Вы все получите возможность прочитать письмо целиком, от начала и до конца. В том числе и Йорген. Плохое сообщение заключается в том, что никто не будет читать его сегодня вечером».

Бабушка склонилась над столом в напряженном ожидании. По ее лицу скользнула тень разочарования. Эта тень служила доказательством того, что она не читала отцовского письма, ни теперь, найдя его, ни одиннадцать лет тому назад. Все эти годы письмо действительно пролежало за обивкой моего старого гоночного автомобиля.

Я сказал: «Мне хочется, чтобы все, связанное с письмом, немного улеглось, прежде чем мы начнем обсуждать то, о чем написал отец. Кроме того, мне нужно время, чтобы решить, что я отвечу ему на один серьезный вопрос. Не говоря уже о том, каким образом я смогу ответить ему».

Все безоговорочно согласились со мной. Больше никто не приставал ко мне с вопросами о письме. Йорген даже встал со своего места и подошел ко мне. Он дружески похлопал меня по плечу и сказал: «Звучит разумно, думаю, ты прав, Георг, надо, чтобы все сперва улеглось».

Я сказал: «Скоро уже полночь. Нам всем пора спать».

Мои слова прозвучали торжественно, по-взрослому. Я был уже взрослый.

Но в ту ночь я даже не сомкнул глаз. В доме давно все стихло, а я, лежа в кровати, смотрел на белый пейзаж за окном. Снег уже давно перестал идти.