Арнон Грюнберг - День святого Антония

И с этим он покинул наш дом. Рафаэлла распахнула дверь, едва захлопнувшуюся за ним, и прокричала:

— Не все можно купить за деньги, Эвальд Криг! Не все покупается за деньги!

Она приходила каждый день, но ни с кем не разговаривала. Время от времени мистер Берман ее спрашивал: «Кристина, у тебя есть вопросы? Ты уверена, что у тебя не возникло ни одного вопроса?» На что она отвечала: «Да, я уверена. У меня нет вопросов. Ни одного».

Однажды она сказала:

— Мне срочно нужно сделать педикюр, вы только посмотрите на мои ногти, какой ужас!

Она глубоко вздохнула.

— Но мне все время так некогда.

И она вытянула вперед руку.

— Красивые у меня ногти?

Мы кивнули.

— Как вы думаете, они настоящие?

Мы снова кивнули, а она засмеялась. Она давно так не смеялась.

— Конечно, не все они настоящие, — сказала она. — Настолько идеальных ногтей ни у кого не бывает. Некоторые, правда, настоящие, но какие, я не скажу.

Вот и все, что она говорила.

Но в пятницу тринадцатого июня, в середине первого урока, она вдруг прошептала:

— Когда урок закончится, идите за мной.

Мы едва дождались окончания урока мистера Бермана, казалось, он длится целую вечность. Наконец нас отпустили, и мы побежали за ней. Мы думали, что снова пойдем на набережную, но на самом деле мы пошли в другую сторону.

Было до того жарко, что некоторые люди даже падали в обморок, как говорили по радио. Пожилым советовали не выходить из дому. А мы, казалось, прошли уже чуть ли не половину города.

Она была очень взволнована. Шла порой, опережая нас на три-четыре шага. Время от времени оборачивалась проверить, не отстали ли мы. То вдруг шла вровень с нами и говорила:

— Представьте себе, что вы превратились в какое-нибудь животное. Каким животным вы хотели бы быть? Сказать, в кого я сама бы хотела превратиться? В ламу, которая плюется и высоко в горах носится по скалам.

— Да, — подытожила она, — вот кем я хотела бы быть!

И она снова опередила нас на четыре шага.

Неожиданно она остановилась. Мы оказались перед крытой парковкой.

— Я тут подумала… — сказала она. — Я согласна делать с вами все. Но только сегодня и только при условии, если вы никому не будете об этом распространяться.

Она сунула дежурному по парковке какую-то бумажку.

— Но если обо мне кто-нибудь спросит, — продолжала она, — то вы должны сказать: «Она была самая красивая. Она дарила бедным резиновые мячики. Она нас спасла». Да-да, вот что вы должны говорить.

Дежурный по парковке сказал, что машину сейчас выведут.

Она кивнула.

— Итак, вот что вы должны рассказывать: «Она нас спасла. Она спасла нас тем, что объяснила, что у каждого есть только одна его собственная жизнь. Она спасла нас тем, что сказала, что хочет превратиться в ламу, она спасла нас, рассказав, как надо действовать коленом. Все, что она рассказала, нас спасло, а также то, о чем она умолчала; она ведь знала, что есть вещи, о которых лучше не говорить, — и этим она нас тоже спасла. Она участвовала в каком-то заговоре. У нее были красивые ногти. Раз в неделю она ходила на педикюр. От нее пахло, как от луга, усеянного цветами, а иногда — как от детеныша дикого зверя, только что народившегося на свет». Если вы пообещаете рассказывать все это обо мне, когда люди обо мне спросят, то я буду сегодня делать с вами все.

Мы сказали, что обещаем.

Но она возразила, что обещать — этого еще недостаточно. Ведь чего только люди, бывает, ни обещают и что забыть про обещание проще простого. «Нет, — сказала она. — Вы должны поклясться, поклясться всем самым святым для вас».

Мы поклялись Рафаэллой и святым Антонием.

В эту минуту служащий парковки объявил, что ее машина подана. Мы забрались внутрь. Тито и хорватка сели впереди, а я сзади.

— Ну-с, — сказала она, — поехали!

Мы въехали в туннель. Она вела машину и пела. Когда мы ее спросили, о чем она поет, она ответила, что это колыбельные, что она обожает колыбельные и знает их только на родном языке не меньше пяти-шести.

— Куда мы едем? — спросил Тито.

— Скоро сами увидите, — ответила она и снова запела.

Она пела до тех самых пор, пока мы не свернули.

— Сегодня, — сказала она, — я буду делать с вами все. Все, что я делала с другими мужчинами. Все, что я делала сидя, стоя или лежа. Смотрите, какой сегодня прекрасный день! Погода как раз подходящая, чтобы делать с вами все.

Я согласилась не потому, что я вас люблю. Ведь я вас не люблю. Если бы это была моя жизнь, то я бы, возможно, вас немного любила, но эта жизнь не моя. Моя жизнь еще настанет, и она будет мне впору, будет сидеть на мне, как влитая, как свадебное платье, которое сшил специально для меня самый лучший портной. Я согласилась, потому что вы поклялись рассказывать обо мне, если люди станут обо мне спрашивать. Поклялись говорить, какая я была красивая и добрая, рассказывать о моих ногтях и резиновых мячиках.