Евгений Будинас: Давайте, девочки

Жаль… Как же давно это было. И как безвозвратно кануло, впрочем, так ничем и не заместившись. Первая любовь, звонкий шелест пожухлой листвы…

Только звуки обладают свойством так навязчиво возвращаться и будоражить память.

– Эй, дядя, да куда же вы с моим дурацким чемоданом! Дайте я сама… Он же тяжеленный!.. Вы что, и впрямь со мной поедете?.. Это круть! А как же вы без билета?

Знала бы она, сколько раз он отправлялся этим поездом – до Вильнюса тут всего-то и было три часа езды. И никакого билета не брал, легко сговариваясь с проводником на отдельное купе за ту же трешку… А там пообедать в «Неринге» – и можно обратно… Время на дорогу? Только идиоты считают его потерянным. Когда еще можно просто подумать, глядя в окно!

Конечно, это было давно, задолго до того, как здесь появилась государственная граница, нелепым образом сразу отделившая его от города детства. Хотя с пересечением границ у него лично проблем нет: влиятельные друзья-литовцы с его «исторической родины» позаботились, вручив ему полноценный европейский паспорт вместе с окончанием «ас» в фамилии.

Вот поезд тронулся и покатил – из страны огурцов и совковых порядков в страну янтаря и недоразвитого капитализма.

– Слушай, – говорит, а зелеными уставилась. Едва присела на откидном стульчике напротив, едва нагнулась, чтобы скинуть босоножки, отчего бретелька маечки непринужденно отвисла, а там – то, что полагается для глубокого знакомства. – Слушай, давай сразу будем на ты…

Сразу и будем. Боже, как это знакомо, как известно все, что следует за этим «сразу», насквозь ее выдавшим.

Но нет, он успел еще зачем-то показать ей свою последнюю книжку. И даже размашисто подписал на память.

Хотя это, пожалуй, лишнее…

Какое же безобразное количество раз с ним все это было! В точности так, или не совсем, или совсем не так, но одинаково неотвратимо. И привычно, включая неудобство вагонной полки, – хорошо еще, что удалось перейти в спальный вагон, правда, теперь уже не за трешку…

– Круто, блин, ой как круто! – задвигалась, застонала, хотя и не совсем впопад, что сразу ему обозначило не пылкость и подзавод, а наивную старательность.

– Ну ты и даешь! – Знает откуда-то, что мужиков надо громко хвалить.

Тут и его неожиданно подхватило. От похвалы что ли? От этой детской старательности? Давно так не забирало…

Но тут же и звонок – предупреждение об опасности: только не раскисать, обретая это очередное «сокровище». Ведь так же неотвратимо, как сейчас она его оседлала, так и попрыгает дальше. А чтобы не расстраиваться, надо не настраиваться, как наставляла Ленкина (его школьной любви) мамаша, конечно, совсем по другому поводу. Имея в виду, что если мальчик после восьмого класса полюбил девочку, которая уже перешла в десятый, то для девочки это может еще ничего и не значить.

Ладно, хоть на второй заход ее хватило – ему по-прежнему нужно минимум два раза кончить. Вот затихла теперь, по-детски свернувшись калачиком, поджав коленки к груди, выгнув дугой спинку с позвонками, проступившими жалкой белизной бугорков…

– Эй, маленькая, ты меня уже бросила?

– Ты с ума сошел! Я, между прочим, своим парням никогда не изменяю.

Тут с ума сойти и слететь с катушек. Чтобы в одной фразе столько несоответствий… Впрочем, насчет «своего парня» – это как раз польстило…

– И не говори мне так. Я не маленькая.

– Конечно же, ты большая. Маленькая – это я так буду тебя звать. Или Малая, а еще лучше – Малёк. Так в Польше называли маленькие потешные автомашинки, в которых некуда девать ноги.

– У меня они длиннющие… Но ладно. Это круть. Меня так еще не называли… Только я минут десять посплю… О'к?

Ладно. «О'к», так о'к, если уже и «о'кей!» они сократили для упрощения… Оставшись один, он подавил легкое раздражение и задумался о своем.

«Дети подземелья» – так однажды он их для себя обозначил. Этих юных и хищных искательниц, только и способных на «сразу»: так вот отымешь по полной, по-быстрому трепыхнуться, оторвав запретное, чтобы тут же испуганно юркнуть, как в норку: «Знала бы моя мама!».

Что потом – ей наплевать, ничего для нее это не значит. Да и не верит, не знает, что бывает еще какое-то потом, если сразу все так выхитрилосъ.

Увидела, кинулась и дала. Дала, отряхнулась, как кошка, ну еще чуть, может, помедлила, потянувшись, сладко зевнув, и метнулась дальше…

Это в наше время еще было так: трахнулся – значит твоя, хоть женись. Во всяком случае, раз дала, то жениться – не жениться – это уже тебе решать…