Евгений Будинас - Давайте, девочки

– Ровно пять минут я сидела у телефона и думала о вас, – рассказывала она потом Рыжюкасу. – Я вспомнила главное, чему вы меня учили. И поняла, что даже такая вздорная дура, как я, должна же когда-нибудь поумнеть. И хоть один шаг сделать верно… Тогда я и задала себе ваш коронный вопрос «А чего же я на самом деле хочу?». Выебнуться сейчас вот или чего-то добиться? Через пять минут я позвонила ему сама и сказала: «Да». Это определило всю мою жизнь. И сделало меня устроенной, счастливой и, как ни странно, свободной…

Тут-то Малёк не выдержала. И взорвалась, как консервная банка с шипящим карбидом.

– Ну хватит же, хватит меня прессовать! Можешь ты, в конце концов, перестать здесь вые… выкобениваться и прямо сказать, чего конкретно, понимаешь, конкретно, ты от меня хочешь?! Чего вам всем от меня надо?!

С Сеней у нее получилось не совсем так, как он ее научил.

Хотя все, что он посоветовал, она с ним и проделала. И граната в башке у того взорвалась. Он действительно ничего такого себе не представлял. И был ошарашен, наверное, и восхищен. Увидев это, она расклеилась и жалкой дурехой потащилась за ним на вокзал, где, расплакавшись, сказала, что больше всего на свете хочет с ним уехать. От всего этого кошмара, в котором она здесь живет, нечаянно оказавшись… Сеня растерянно кивнул и обещал созвониться.

Нетрудно догадаться, что про «весь этот кошмар» для Сени было слишком…

– Зачем ты мне это рассказываешь? – мрачно спросил Рыжюкас, как когда-то он спросил ее про Диму.

– Чтобы ты не думал, что я тебе изменяю, – так же, как тогда, ответила она. – Я никогда никому не изменяла… Я же тебе говорила, что сначала заканчиваю с одним и только потом с другим начинаю.

– А когда с ним заканчиваешь, то возвращаешься к предыдущему?

– Это не я, это ты придумал про то, чтобы возвращаться. Но если захочется, я могу и вернуться.

Она замолчала. Она устала и больше не хотела ни о чем говорить.

Чего он от нее хочет? «Проповедник Системы»…

Почему вдруг девица, которой никто, кроме него не нужен, по дороге к жениху сразу заваливается на вагонную полку с незнакомым мужиком, что втрое ее старше? Да никогда бы ничего у них и не было, не будь она вконец отвязанной и не подчинись тогда простому любопытству.

Он сам-то, что, никогда таким не был?

Когда же он стал самонадеянным олухом, чтобы вообразить, что отдалась она ему исключительно из-за него? Не устояв перед чем? Перед всеми его прелестями облезлого барина, перед вальяжной внешностью и перед его самоуверенностью, опытом, положением в обществе? Или перед его круглым животом, который у него, как кролик. Какой, к хренам, кролик – «трудовой» мозоль, постыдная утроба…

Что их свело? Что, кроме ее готовности отдаться любому по первому же импульсу? И быть с ним лишь пока не угаснет этот импульс – что бы себе при этом он ни вообразил и как бы из кожи не лез, стараясь ее привязать…

Но откуда его терзания? Ведь именно импульсивностью она его и взяла. А потом совсем развеселила, тем, как пересказала разговор о нем со своей матерью.

«– Как тебе не стыдно, – сказала мама, – ты же с ним спишь, дочка. Он ведь тебе никто, он взрослый, даже пожилой и совсем чужой для тебя мужчина.

– Ты тоже трахалась с папой до свадьбы, сама говорила.

– Но ты же еще и удовольствие получаешь, дрянь!»

Чего конкретно он хочет, Рыжюкас уже, кажется, начал соображать.

Он ведь давно подумывал ее приручить. Еще в первый день в гостинице, когда она так долго спала. Хотя тогда ему это еще не было нужно и представлялось безрассудством…

Но вот он уже и прикипел. И ни о чем больше не мог думать.

Она ему нравилась. Он с восторгом опускался на ее простейший уровень, понимая, что с нею он снова юн, что с нею он вернулся в себя, как надышавшись озоном. Радовался своей юношеской дури и всем ее уличным выходкам, от которых раньше рванул бы, как от чумы.

Даже когда в очередном психе она совсем по-дворовому залепила ему в глаз, поставив «классный фингал», а потом еще и пригрозила по приезду в Минск позвать своих пацанов, чтобы они его проучили, он только рассмеялся – уже в полном умилении.

Ему и пацаны понравились, и фингал.

– Чего ты? – спросила она настороженно, как всегда, ожидая подвоха.

– Мне очень понравилось… Особенно как ты меня напугала до смерти «пацанами». Вот и смеюсь…