Евгений Будинас - Давайте, девочки

Про «пацанов» ведь он ей рассказывал, про Витьку Отмаха. Она, конечно, других пацанов имела в виду, но было смешно представить, как она жалуется на него Чижику или Зигме.

…Можно вывесить мишень и попасть в десятку, потом снова попасть. Снова и снова. Однажды Рыжюкас видел такое на стрельбище.

Чемпион выбивал шестьсот из шестисот возможных. Каждый выстрел он отправлял в десятку. Уже после тридцатого выстрела в публике началось волнение. На трехстах метрах пуля попадала в пулю, а чемпион продолжал их укладывать одна в одну. Волнение возрастало. Это вздрючивает – присутствовать при невозможном…

Каждый раз – что бы она ни делала, что бы ни говорила, что бы ему ни рассказывала – это было попаданием в десятку. По восходящей. То есть сначала ее поведение и манеры – дикие и вызывающие – его коробили. Но когда он привел ее в клинику, и врачиха спросила: «Сколько у вас было мужчин?», а Малёк оживленно откликнулась: «А у вас?», он понял, что такого сокровища ему больше не найти.

И уже совсем умилился, когда она рассказала ему, как на школьных соревнованиях она от волнения описалась на старте. И потом умилялся, узнав, как она боялась и совсем не умела плавать, а однажды попробовала проплыть с маской и трубкой и увидела крабов, за которыми гонялась до посинения, заплыв неизвестно куда и чуть не утонув…

А когда они в колледже учились водить машину, она, оказывается, на стареньких «Жигулях» ухитрилась врезаться в автобус и перевернуть его. «Хорошо, что без пассажиров». А в детском саду мальчишки натолкали ей полную попку ягод рябины, но, как нарочно, назавтра сдавали на анализ кал и врачи от ужаса чуть не свихнулись… А когда она пришла в институт, все перепутав и проспав зачет, оказалось, что в этот день у них вовсе не зачет, а экзамен по другому предмету, который она тут же сдала, хотя даже толком не знала, как называется этот предмет…

Радость действительно пропорциональна невероятности. Но какая же невероятная везуха свалилась на него вместе с тем слепым дождем с сентябрьского неба.

Дитя природы, которую переделать уже никак невозможно, а можно только любить – со всеми ее недостатками, которые он научился принимать, как достоинства. И именно в этом он видел теперь вершину своего опыта. А если он и «стругал» Малька, то только по привычке. Больше всего восхищаясь тем, что она сопротивлялась ему, как никто раньше.

Однажды к утру он отважно все взвесил. И решился на «царский подарок».

Он прошлялся по городу целый день. Моросил дождь, он поднял воротник и посматривал на свое отражение в витринах. Он старался и выглядел хорошо.

Вечером он объявил ей свое решение, обставив все торжественно, как только он и мог.

Это было за ужином в бархатном зале лучшего ресторана, где встречаются президенты. С роскошным букетом из семнадцати роз. Ровно столько он когда-то подарил Ленке на ее семнадцатилетие. Он всегда был пижоном, и это никуда не делось с годами.

Стройные официанты во фраках летали, как тени, ловя его взгляд. Она сидела притихшая: всем этим великолепием она была подавлена и потрясена.

Он дарил себя целиком и понимал этому цену. Ведь до сих пор об этом мечтали многие, так досадуя, когда он уходил.

Но вот он окончательно решился. Он привел свой корабль в эту гавань. У него еще четверть века, целых двадцать пять лет. Они будут самыми счастливыми… Он будет писать и каждый вечер прочитывать ей написанное. Ему больше никто не нужен. И она будет счастлива, как не был счастлив никто, она – Венец, она станет для него последней…

Она в ужасе шарахнулась:

– Последняя у тебя ведь уже есть.

– Это я так думал, но теперь появилась ты…

Но ей не нужна его гавань. Она безнадежно теряет время.

Она забыла в ресторане цветы.

Так бывает, подумал он, но это все-таки чушь.

И тут же нашел удобное объяснение. Мягко себе подстилать он всегда умел.

Ну конечно же, она это нарочно! Она и к Сене бросилась из-за него…

Она ведь его, Рыжюкаса, любит, иначе бы она не вела себя с ним так глупо и дерзко. Зачем бы его так дергать и доставать, если ей все безразлично?.. Так не уходят, а цветы легко забыть от расстройства. Или оставить их нарочно, чтобы опять же его подразнить…

Ну да же! Она девочка умная, она не желает его обременять, боится лишить его свободы «кувыркаться» дальше – с теми, кто, как она наивно думает, ему подходят гораздо больше, чем она, такая во всем неумеха…

И из-за этой наивности все разваливается?! Неправда! Из-за придуманного ничего не может рухнуть.