Татьяна де Ронэ - Дом, в котором меня любили

Мы прошли по улице Сизо и вышли на улицу Канет, по которой двигались по направлению к церковной площади первые телеги и повозки. Александрина рассказала мне, что префект приказал построить новый рынок возле церкви Сент-Эсташ, огромное здание с павильонами из стекла и металла, — вероятно, полный кошмар, — которое будет готово через год или два. Как вы догадываетесь, у меня не возникло никакого желания туда идти, так же как и любоваться строительством новой грандиозной Оперы. Значит, Александрине придется покупать цветы на этом огромном рынке. Но сегодня утром мы шли к церкви Сен-Сюльпис. Я куталась в манто, сожалея, что не взяла розовой шерстяной шарф. Блез тащил за собой деревянную тележку.

На подходе я стала различать шум голосов и грохот колес по мостовой. Газовые лампы создавали над прилавками круги яркого света. Привычный нежный запах цветов принял меня в дружеские объятия. Вслед за Александриной мы углубились в разноцветный лабиринт. По мере продвижения она называла мне цветы: гвоздики, подснежники, тюльпаны, фиалки, камелии, незабудки, лилии, нарциссы, анемоны, лютики… Мне казалось, что она знакомит меня со своими лучшими друзьями.

— Для пионов еще слишком рано, — говорила она весело. — Но как только они пойдут, вы увидите, что их любят не меньше, чем розы.

Александрина продвигалась среди прилавков с быстротой профессионала. Она точно знала, что ей нужно. Торговцы окликали ее по имени, а некоторые даже откровенно льстили, но она не обращала на это никакого внимания. Самое большее, она молча улыбалась. Она отвернулась от букетиков округлых белых розочек, которые мне показались восхитительными. Заметив мое недоумение, она объяснила, что цветы не очень свежие.

— Белые розы «эме вибер» должны быть безупречными, — пробормотала она. — Похожими на шелк с тонкой розовой каемочкой. Понимаете, мы используем их для свадебных букетов. А эти долго не продержатся.

Откуда она это знает, поражалась я. Может быть, это зависит от того, как загибаются лепестки, или от оттенка стеблей? У меня кружилась голова, но я была в восторге. Я смотрела, как уверенной рукой она быстро дотрагивается до листьев и лепестков, иногда наклоняясь, чтобы вдохнуть аромат цветка или коснуться бутона щекой. Она вступала в ожесточенную торговлю с продавцами. Я была изумлена ее решительностью. Она ни разу не уступила, ни разу не сдалась. Ей было всего двадцать пять лет, но она брала верх над суровыми опытными торговцами.

Я спросила, откуда поступают цветы.

— С юга, — ответил Блез. — С юга, где много солнца.

Я стала думать об этих волнах цветов, день за днем заливающих город. И куда они расходятся после продажи?

— На балы, в церкви, на свадьбы и на кладбища, — объяснила Александрина, пока Блез старательно складывал купленные цветы в тележку. — Парижу постоянно требуются цветы, мадам Роза. И каждый день он получает свою порцию цветов. Для любви, для горя, для радости, для воспоминаний, для друзей.

Я спросила, что побудило ее избрать это ремесло. Она улыбнулась, поглаживая свои густые вьющиеся волосы:

— Неподалеку от нашего дома в Монруж был большой сад, прекрасный сад с фонтанами и статуями. Я играла там по утрам, и тамошние садовники всему меня научили. Это было так увлекательно. Я скоро поняла, что цветы будут частью моей жизни. — И она тихонько добавила: — У цветов есть свой собственный язык, мадам Роза. Я нахожу его более выразительным, чем слова.

Быстрым движением она воткнула розовый бутон в бутоньерку моего манто.

Я представила себе девочку, худенькое создание с непослушными волосами, заплетенными в две косы, ежедневно играющую в саду, зеленом оазисе, наполненном запахом роз и душистой резеды. Она наклоняется над почками, ее длинные чувствительные пальцы осматривают лепестки, колючки, луковицы и цветки. Она упоминала, что была единственным ребенком в семье, и я поняла, что цветы стали ее самыми верными подружками.

Между тем над башнями церкви Сен-Сюльпис робко поднялось солнце. Погасли последние газовые фонари. Мне казалось, что я пробудилась от многовекового сна. Пора было возвращаться на улицу Хильдеберта. Блез тащил за собой тележку, а когда мы вернулись в лавку, он быстро и аккуратно расставил цветы по вазам с водой.

Вскоре зазвенит колокольчик над дверями, и цветы Александрины начнут свое душистое путешествие по улицам города. А моя цветочница останется все такой же загадочной. Она и сегодня для меня загадка. Несмотря на все эти годы, на наши долгие беседы и прогулки в Люксембургском саду, я очень мало о ней знаю. Есть ли в ее жизни какой-нибудь молодой мужчина? А может, она любовница женатого человека? Я не имею ни малейшего представления.