Татьяна де Ронэ - Дом, в котором меня любили

Александрина, после яростной перепалки, завладела столиком (я никогда бы не осмелилась на это), и мы смогли наконец сесть. Как раз за нами шумная группа мужчин распивала пиво. Мы заказали сливовый ликер. Справа от нас сидели две чрезмерно накрашенные щеголихи. Я отметила их глубокие декольте и крашеные волосы. Александрина покосилась на меня. Мы понимали, кто они и чего ждут. И вот очень скоро один из мужчин, сидевших за соседним столиком, направился к ним нетвердой походкой и, наклонившись, что-то прошептал. Через несколько минут он, пошатываясь, удалился, подхватив этих дамочек, под одобрительные замечания и свист своих товарищей. «Возмутительно», — беззвучно произнесла Александрина. Я кивнула в знак согласия и отпила глоточек ликера.

Чем дольше я там оставалась, бессильный наблюдатель этого наплыва пошлости, тем сильнее меня охватывал гнев. Я находила эти огромные безликие дома, возвышавшиеся на бульваре напротив нас, чрезвычайно однообразными и выстроенными как по шаблону. Ни одного огонька не светилось в роскошных апартаментах, предназначенных для денежных мешков. Префект и император создали театральные декорации, соответствующие их вкусу. Без сердца и души.

— Как это величественно, правда? — прошептала Александрина.

Я взглянула на нее и не решилась выразить свое недовольство. Она была молода и восторженна, и ей нравился новый Париж, как он нравился всем окружающим, наслаждающимся этим летним вечером. Она упивалась этой мишурой, этой видимостью, этой суетностью.

Что стало с моим средневековым городом, с его живописным очарованием, с его извилистыми темными аллеями? В тот вечер у меня было ощущение, что Париж превратился в старую красномордую шлюху, щеголяющую в шуршащих нижних юбках.

Возле меня стопка книг, которые мне особенно дороги. Да, книг. Теперь ваша очередь хихикать. Но позвольте все же рассказать, как это случилось.

Однажды, когда я выходила от моей цветочницы, еще погруженная в запахи, цвета, лепестки и фасоны платьев баронессы де Вресс, месье Замаретти очень вежливо попросил заглянуть к нему, когда мне будет удобно. (Он, вероятно, заметил, что обновление лавки, которое недавно провела Александрина, способствовало процветанию торговли, и решил тоже переделать свое заведение. Я никогда не заходила к нему раньше, но знала, что вы, обожавший чтение, его посещали. Месье Замаретти также заметил, что в последний год или два я подолгу оставалась у Александрины. Возможно, он немного ревновал к нашей дружбе? Однажды в дождливый июньский день он вихрем ворвался в лавку Александрины, где ее клиентки судачили по поводу необычной казни в тюрьме Ла-Рокет молодого доктора Кути де ля Помре, [4] Накануне казни де ля Помре хирург Арман Вельпо договорился с 34-летним доктором, что если после отсечения головы у него сохранятся проблески памяти, мышления и ощущений, то он трижды подаст доктору Вельпо знак, о котором они условились заранее. Ради науки доктор де ля Помре согласился, но его голова смогла подать знак только один раз, второй раз знак уже не был выполнен до конца. обвиненного в отравлении своей любовницы. Посмотреть на казнь собралась большая толпа. Месье Замаретти сообщил различные кровавые подробности, так как один из его друзей присутствовал при казни. И чем больше мы ужасались, тем больше, казалось, он веселился.)

Я приняла его приглашение и однажды днем зашла в книжную лавку. Стены были выкрашены в приятный светло-голубой цвет, и в помещении царил стойкий запах кожи и бумаги. Месье Замаретти проделал огромную работу. Появился высокий деревянный прилавок, заставленный карандашами, записными книжками, лупами, письмами и вырезками из газет. На полках стояли книги разных размеров и цветов, а возле стены лесенка, чтобы было проще их доставать. Клиенты могли расположиться в удобных креслах под яркими лампами и читать в свое удовольствие. В лавке Александрины слышалась болтовня, шуршание бумаги, которой обертывали цветы, звон дверного колокольчика и постоянный кашель Блеза. Здесь же обстановка способствовала работе и духовным занятиям.

В этой просторной и темноватой лавке вам начинало казаться, что вы находитесь в церкви. Я похвалила месье Замаретти за его отменный вкус и уже готова была уйти, когда он вдруг задал мне тот же вопрос, который за несколько месяцев до этого задала Александрина. Но, конечно, вопрос касался его собственной торговли, а не цветов: