Роберт Стоун - Псы войны

Его охватила знакомая ярость; это было похоже на спазм, такой сильный, что было невозможно дышать и только от хорошей драки отпустило бы.

Он сидел и пил, стараясь расслабиться. Какое-то время пробовал думать о том, что будет делать с деньгами, которые получит, но деньги пока были у хитрых бестолочей, и злость его стала еще сильнее.

В тот момент, когда он пытался углубиться в себя, с улицы вошел длинноволосый юнец с заячьей губой, жуя зубочистку, и сел к стойке недалеко от него. Хиксу взбрело в голову, что парень мог быть из тех, сидевших на обочине; он решил, что парень ведет себя слишком вызывающе — потому что вообще зашел сюда, да еще сел так близко.

Юнец, который говорил с нью-йоркским акцентом, спросил пива и выпил, проглотив таблетку. Изжеванную зубочистку выплюнул на стойку. Увидев, что Хикс сверлит его глазами, он спросил:

— Ты что-то сказал, кэп?

Хикс ничего не ответил, и юнец смерил его быстрым одобрительным взглядом сверху донизу.

Чертов салага. Хиксу казалось, что, будь он чуть пьянее, чувствуй себя еще более одиноким и на взводе, он мог бы к парню и подкатиться. От такой возможности, пусть и отдаленной, ему стало тошно.

— Смотрел вчера вечером бокс? Это же просто бойня была, скажи? — Юнец придвинулся ближе. — Вот что я тебе скажу: единственный способ пустить ниггеру кровь — это примотать бритву к перчатке.

Хикс решил, что парень чокнутый. В принципе, он всегда был не прочь накостылять чокнутому.

— Я из Нью-Йорка, — сказал парень. — А ты давно там был?

Хикс допил пиво.

— Никто тебя не спрашивал, откуда ты. Отвали.

— Ну ты даешь! — сказал сопляк. Он как будто вовсе не был обескуражен.

Сейчас будет драчка, подумал Хикс. Ему не терпелось начать мордобой.

Парнишка изучающе посмотрел на него, словно не зная, на что решиться.

— Ты — потрясный ублюдок, да?

Хикс пожал плечами и встал, пальцы правой сжались в кулак.

— Кто я?

Парнишка быстро, по-нью-йоркски, залопотал:

— Я сказал, потрясный ублюдок, в смысле — жутко крутой, умеешь постоять за себя. Я бы не стал к тебе заводиться. — Он вытянул ладонь, словно загораживаясь от удара.

— А я уж подумал, что заводишься.

— Да что ты, кэп, нет-нет, извини. Я бы угостил тебя пивом и пилюлей, но у меня ни шиша. Это мой последний четвертак, честно.

— Не нужно мне твое пиво, салага.

— Брось. Не обзывай меня так.

— Не нужно мне твое пиво, салага.

— Ладно, — сказал парнишка, — как хочешь.

А Хикс так рассчитывал его побить. Но оба — и он, и парень — понимали, насколько он пьян и что нужно быть осторожным. Особенно злило Хикса то, что нужно быть осторожным.

— Слышь, кэп, — сказал парнишка, — хочешь помочь мне почистить одного пижона?

Хикс уставился на него.

— Я должен встретиться с этим педиком. Старик, он упакован что надо: костюмчик за пять сотен, всякие там перстни, «ролекс», кредитки. Ну как?

Парень подвинулся ближе.

— Я бы и один смог, но этот пижон — здоровый как черт. Если нас будет двое, да еще у одного нож, — никаких проблем.

Хикс заглянул ему в глаза. Они были почти небесной голубизны, с амфетаминной краснинкой в уголках и с длинными черными ресницами. Говоря, он большим пальцем почесывал подбородок, прикрывая другими пальцами свою заячью губу. Хикс еще не встречал человека, от которого бы так несло, как от этого парня.

— Это еврей с телевидения, трусливый педик. Мы покажем ему нож, старик, и он в штаны наделает.

— Ты, верно, шутишь, — сказал Хикс.

Это было почти забавно. Может, и в самом деле забавно.

Парнишка извлек сигарету из кармана рубашки, не доставая всю пачку. У него были все повадки салаги.

— Я серьезно, — сказал парень. — Ну что, согласен? Ярость Хикса утихла. Он в изумлении смотрел на парня.

— Мы вдвоем, старик, — что скажешь?

— Возьми себе пива, — ответил Хикс.

Тот улыбнулся. Если б он улыбнулся на мгновение раньше, Хикс разнес бы ему череп. Но теперь у Хикса пропало желание бить его. Парнишка был сам себе трип, сам себе тайное знание. Таких людей просто нельзя бить. Они святые.

— А с ножом — это ты? — спросил Хикс.

Парнишка глянул вниз, на свою ногу, и зажмурился чуть ли не в чувственном предвкушении.

Хикс пнул его по лодыжке. Башмак стукнулся о что-то большое и твердое под брючиной.

— Что у тебя там за хреновина?

Юнец скромно улыбнулся:

— Штык.

Хикс захохотал и хлопнул ладонью по стойке:

— Хреновато у тебя, парень, с самоуважением.

— Черта с два! — возразил юнец. — С самоуважением у меня все офигенно, потому и таскаю железяку.