В ее жизни оставалась только одна забота: женить сына. Однажды, примерно через год после того, как Джозеф покинул родительский кров, он, придя к матери, застал на кухне гостя, бородатого человечка средних лет в мятом черном костюме. На столе возле него лежал черный портфель.
— Мой сын Джозеф, — представила мать. — Раввин Иезельсон.
А, сводник! Джозеф стоял неподвижно, объятый гневом, без всякого желания здороваться и знакомиться.
— Твоя мама говорит, что ты хотел бы жениться…
— Вот как?
— Раввин Иезельсон проходил мимо, мы случайно встретились, разговорились, — поспешно пояснила мать, умоляюще глядя на Джозефа. — Я упомянула, что у меня есть сын, — так, к слову пришлось, а он спросил: знает ли ваш сын хороших девушек, хочет ли познакомиться? Ну, сын, говорю, знает много разных девушек, конечно, знает, он же среди людей живет, но если у вас есть на примете хорошие девушки, он, возможно, не откажется… В конце концов, чем больше, тем лучше! — закончила она с натужным смешком.
Деловито вытащив из портфеля папку, раввин Иезельсон извлек оттуда полдюжины фотографий и разложил на столе.
— Нам с тобой надо поговорить, все останется между нами. Расскажи, какие девушки тебе по душе. Ну, допустим, ты хочешь урожденную американку, вроде тебя самого, или недавно из Европы, со старой родины? Тебе нужна, конечно, религиозная девушка; в вашей семье, я знаю, крепкие устои, — бормотал он. — Нет, пожалуй, не эта… — Он отложил одну фотографию в сторону. — Это очень достойная, порядочная женщина, но слишком высокая, на голову выше всех молодых людей. Ты ведь не захочешь глядеть на жену снизу вверх, верно? Погоди-ка, вот девушка из прекрасной семьи…
— Не надо, я не буду смотреть, — твердо сказал Джозеф и прибавил, чтобы утешить смущенную мать: — Как-нибудь в другой раз. Я не ждал сегодня. Я не готов.
Раввин Иезельсон замахал руками:
— Ничего страшного. Ровным счетом ничего. Ты только скажи, какую девушку тебе подыскать. А потом мы назначим новую встречу, никакой спешки, когда тебе будет угодно…
— Видите ли, — проговорил Джозеф с отчаяньем, — у меня уже есть девушка. Так что спасибо большое, но в ваших услугах я не нуждаюсь. Спасибо.
Раввин Иезельсон повернулся к матери.
— Что же вы мне не сказали? — Он с упреком покачал головой. — Сколько лишних хлопот!
— Но я не знала! — воскликнула мать. — Джозеф, ты мне ничего не говорил! Почему ты скрываешь?
— Да я и сам не знал. Вот только что понял, — ответил он.
И они уставились на него, словно на идиота, словно он спятил или бредит наяву.
Анна. Анна, бело-розовая. Цветок на тонком стебельке. Высокий цветок, что качается в саду. Он никогда не видел настоящего сада, но почему-то знал, чувствовал влажную, пронизанную солнцем прохладу. Прежде он не думал, что готов к женитьбе, к семейной жизни. Вообще-то он собирался жениться позже, годам к тридцати, крепко встав на ноги. Но теперь неожиданно для самого себя понял, что готов. Понял почти сразу, как увидел ее на крылечке, с ученой английской книжкой в руках. Без году неделя в Америке и — поди ж ты — читает!
Ее голос, маленькие ножки в детских ботиночках, сладковатый запах волос, чудесный смех. И как забавно и серьезно она рассуждает. Приехала из глухой польской деревушки, а чего только не знает! И про парижских художников, и про английских писателей, и про немецких композиторов. Как только в голове помещается? Светлая, гордая головка! Вот кому Анна бы понравилась, так это папе! Он бы оценил! Джозеф даже улыбнулся. Папа не имел бы ни малейшего представления, о чем говорит эта девочка, он понял бы еще меньше моего. Но качество! О, папа отличал качество с первого взгляда.
Она снова пошевелилась рядом с ним на кровати, пробормотала что-то во сне. Интересно, что ей снится? Дай Бог, чтоб не боль и не горе. Он знает о ней так мало… Джозеф лежал в темноте и думал о том, как же они, муж и жена, в сущности, далеки. Неужели у всех так? Всегда? Нет, не может быть. Когда-нибудь эта разобщенность кончится. Если он будет ей нужен так же остро, как она ему. Тогда они и вправду станут близки… Он знал, что ее любовь, ее нужда в нем не столь уж сильны. Но они женаты недавно, всего несколько месяцев. Он готов терпеть, ждать. Родится ребенок — и сблизит их. Да, ребенок наверняка поможет! А вдруг он уже есть, там, в ее чреве? Ведь утоление могучего, необоримого желания, что бросает людей друг к другу, и ведет к зачатию? Как океанский вал, обрушившись на благодатную землю, непременно должен породить новую жизнь. В том-то и смысл, верно?
Читать дальше