Кормак Маккарти: Содом и Гоморра. Города окрестности сей

Джон-Грейди врубил передачу, и они покатили от дома прочь.

— От зари до зари повкалываешь, и божий доллар твой, — сказал Билли. — Люблю такую жизнь. Ты эту жизнь любишь, сынок? Я люблю эту жизнь. Ты ведь тоже ее любишь, правда же? Но уж как я ее люблю, так это ж — господи! Вот люблю, и все.

Он полез в нагрудный карман рубашки, достал из лежавшей там пачки сигарету, поднес огонек зажигалки и сидел курил, пока они катили по дороге, там и сям перечеркнутой длинными утренними тенями столбов, кольев изгороди и деревьев. Белое солнце в пыльном лобовом стекле слепило глаза. Коровы стояли вдоль забора и мычали вслед грузовику; Билли их внимательно рассматривал.

— Коровы, — сказал он.

Полдничали на травяном склоне среди рыжих глинистых откосов в десяти милях к югу от центральной усадьбы ранчо. Потом Билли лег, сунув под голову свернутую куртку, шляпой накрыл глаза. Выглянув из-под шляпы, прищурился на серые осыпи отрогов гор Гваделупес в восьмидесяти милях к западу.

— Ненавижу сюда наведываться, — сказал он. — Чертова здешняя земля не способна удержать даже столб забора.

Джон-Грейди сидел по-турецки, жевал травинку. В двадцати милях южнее виднелась полоса живой зелени, вьющаяся вдоль русла Рио-Гранде. А перед ней — огороженные серые поля. За трактором, волочащим по серым осенним бороздам хлопкового поля культиватор, тянулся хвост серой пыли.

— Мистер Джонсон говорит, министерство обороны посылало сюда людей с приказом обследовать семь штатов Юго-Запада, найти, где самые тощие земли, и доложить. И вроде ранчо Мэка оказалось как раз в их середке.

Билли поглядел на Джона-Грейди и снова устремил взгляд к горам.

— Как думаешь, это правда? — спросил Джон-Грейди.

— Хрен знает.

— Джей Си говорит, старик Джонсон дурнеет и дурнеет, прям совсем спятил.

— Да он и спятимши поумней будет, чем Джей Си в самом блеске разума, так что Джей Си-то уж молчал бы.

— Ты думаешь?

— Со стариком все нормально. Просто старый, да и все тут.

— Джей Си говорит, он слегка двинулся с тех пор, как умерла его дочь.

— Ну-у… Так это и нормально, как же иначе-то? Она для него много значила.

— Да-а.

— Может, нам Делберта спросить? Что думает насчет этого Делберт.

— А Делберт не такой дурак, как кажется, кстати говоря.

— Ну, будем надеяться. Между прочим, за стариком всегда водились некоторые странности, да и сейчас водятся. А вот места тут изменились. И никогда уж прежними не будут. Может, мы все слегка спятивши. Думаю, если у всех крыша съедет одновременно, никто и не заметит, правда же?

Наклонясь вперед, Джон-Грейди сплюнул сквозь зубы и опять сунул в рот травинку.

— Вижу, тебе она понравилась, верно?

— Чертовски. Она была со мной так нежна, как никто.

В четверти мили восточнее из кустов вышел койот и потрусил куда-то вдоль гривки.

— О! Смотри, видал сукина сына? — сказал Билли.

— Ну-ка, где там мое ружье.

— Да он уйдет прежде, чем ты успеешь приподнять зад.

Пробежав вдоль гривки, койот остановился, оглянулся и вниз по склону нырнул куда-то опять в кусты.

— Как думаешь, что он тут делает среди бела дня?

— Вот и он небось точно так же недоумевает насчет тебя.

— Думаешь, он нас видел?

— Судя по тому, как он очертя голову ломанулся в колючки, вряд ли он совсем-то уж слепой.

Джон-Грейди не сводил с того места глаз, ждал, что койот появится снова, но тот так и не появился.

— Самое странное, — вновь заговорил Билли, — что, когда она заболела, я как раз собирался уволиться. Готов был опять куда-нибудь податься. Причем после ее смерти у меня сделалось еще меньше причин оставаться, а я вот тем не менее остался.

— Ну, ты, может, решил, что Мэку теперь без тебя никуда.

— Да ну к черту!

— Сколько ей было?

— Не знаю. Под сорок. Может, чуточку за. По ним это разве поймешь?

— Как думаешь, он с этим справится?

— Кто, Мэк?

— Ну.

— Нет. Такую женщину разве забудешь! Да он и не из тех, кто забывает. Нет, не из тех.

Он сел, надел шляпу, выровнял.

— Ну, ты готов, братишка?

— Вроде.

Он с усилием встал, взял бидон с ланчем и, отряхнув сиденье штанов ладонью, нагнулся за курткой. Посмотрел на Джона-Грейди:

— Как-то раз один старый ковбой сказал мне, что он ни в жисть не видывал, чтобы из женщины, выросшей в доме, где сортир внутри, получилось бы что-нибудь путное. Вот и она тоже в роскоши не купалась. Старина Джонсон всегда был простым ковбоем, а за это дело сам знаешь, сколько платят. Мэк познакомился с ней на церковном ужине в Лас-Крусес, ей тогда было семнадцать, и тут уж не отнять и не прибавить. Нет, ему через это не переступить. Ни теперь, ни вскорости, и никогда.