Андрей Битов - Преподаватель симметрии

Типичный случай переперевода... По-английски имя Рис (Rhys) не имеет никаких ассоциаций подобного рода. Примечание переводчика.

Ах, как это легко - посмотреть на жизнь со ступенек, ведущих предложение к точке! Автор небрежно снисходит по ним на лестничную площадку чужой жизни, закурив очередную сигарету. Читатель не может курить так часто, но, с другой стороны, ему-то какое дело!.. Эта "снисходительность" и есть истинная муза беллетристики (fiction), едва ли не главный, всегда не разгаданный фокус в умении держать перо. Вот, что подробно, а что неподробно излагает автор - и есть содержание вещи, а не то, что он хотел сказать. Это и есть та пропорция действительности, которую станет рассматривать читатель... Действительно, что чему равно? Пятьсот слов о псевдониме-и одно слово "разочарование"! Однако, если длина периода о транскрипции и вызвала у кого-нибудь раздражение, то короткость слова "разочарование", думаю, устроила всех. Это, видите ли, так всем понятно - с кем не бывает! раз-о-чаро-вание... Ну, после разочарования, естественно, отправился на остров - куда же еще? А что за разочарование и где столь удобный остров?? Попробуйте-ка сами пережить то же, что пережил Рис, и вы бы заговорили иначе. Вы бы были возмущены небрежностью автора, походя трактующего ваше горе. Попробуйте переживите-ка то, что пришлось пережить Рису, и отправьтесь на остров... Да где вы его найдете-то, остров! И тогда учтите, что Рис нашел его.

А разочарование - это вот что. В один прекрасный день (в наш век для этого выбираются прекрасные дни, а дурная погода - старомодна), в один такой день и даже час, жизнь Риса, казавшаяся ему, несмотря ни на что, жизнью, то есть тем, что не вызывает сомнения в полной самой себе принадлежности, оказалась нежизнью, то есть не жизнью в ее непрерывном и безусловном значении, а лишь способом про-жить (пере-жить) определенный, еще один, отрезок времени (в данном случае отрезок этот тянулся почти три года); так вот, жизнь оборвалась, оказавшись отрезком, с трагическим ощущением продолжения себя в пустоте, как бы пунктиром; это несуществующее продолжение оборвавшегося отрезка ныло: своего рода случай каузалгии - боли в утраченной конечности. Так мы обозначим оброненное нами слово "разочарование", не входя в частности.

Такая невыявленность прошлого способствует появлению нашего героя именно в этом рассказе, иначе нам бы пришлось писать совсем другой, предыдущий, а может, и допредыдущий рассказ. Только так, только прибегнув к спасительной беллетристической небрежности (ни к чему оговаривать, что в жизни наше отношение к Рису далеко от небрежности...), опустив все то, что было действительно значительным в жизни нашего героя и привело его в это повествование, можем мы высадить Риса Воконаби на берег нашего рассказа в виде пришельца и незнакомца, с вытянутой усталостью на лице, в котором нет уже ничего японского, кроме разве того, что в собственном представлении кажется оно Рису замкнутым и бесстрастным, да очень прямых черных волос, делающих его, при худобе и высоком росте, похожим на индейца в нашем представлении. Так мы высаживаем его на берег, с легким чемоданчиком в руке, пачкой долларов в кармане и удачным названием для романа в голове, а именно - "Жизнь без нас"...