Андрей Битов - Преподаватель симметрии

Варфоломей вздохнул и погнал с глаз долой ностальгически-туманные образы. Теперь он поменял местами шайбу с рыбкой: рыбка стала старше, а шайба младше военачальника по званию, хотя строго по алфавиту было наоборот...

"Сколь славен алфавит!-размышлял Варфоломей.- Все подчиняется букве... Варфоломей Смит - это король, это адмирал, Смит Варфоломей - это уже двоечник и солдат. В середину чаще тычут пальцем, чаще вызывают к доске. Середины - больше, из нее труднее выбиться в люди, Смиту - надо быть гением. Смиту нужен Вессон, иначе он не стреляет. То ля дело на букву А... автоматически возглавляешь список, и вызывают на ковер реже, попадают, лишь когда промахиваются. "А" может прожить безошибочно, характерно для легкой карьеры. Кому и быть Председателем, как не Адамсу!..- (Недовольство Визирем, как и всем сегодняшним утром, нарастало в Варфоломее...) - Но и последним по алфавиту быть тоже не худо... Подожди, подсидит тебя Якобе! В тени, в хвосте, замкнув список... он-то умеет держать спину: за ним не встанешь. Из буквы А-выше не подымешься и назад не вернешься, Якобсу же видна вся цепочка от Я до А... Когда стадо поворачивает вспять, последний баран становится первым! Характерно для переворота...*

Да не покажется нам мышление Варфоломея несколько высокомерным - у него был свой опыт. При взгляде сверху вниз, со своего энциклопедического Олимпа, на все наше земное копошение с древнейших, не то что дочеловеческих, но и догеологических времен, кое-что да покажется ясным... Например, карьерный спектр. Варфоломей слыл для себя великим прогнозистом. Опыт художественного редактора помогал... Глядя на фотографию вновь образованного кабинета, мало он интересовался центральной фигурой, выдвинутой историей вперед, а более присматривался к крайним, что слева, что справа. Это у них - свободное плечо, это они налегли с краев, выдавливая центральную фигуру, как пасту из тюбика, за пределы представительной фотографии. На десять лет вперед предугадывал Варфоломей: левый сместится вправо, а правый влево, в середине они столкнутся в предвыборной борьбе. Стоят незаметненько и скром-ненько, ничем как бы и не отличаясь: левый помладше, правый постарше, а оба - помоложе; одеты одинаково, под центральную фигуру, а у левого, глядь, пиджачок невидимо в талии обужен, а брючки расклешены (или наоборот, в зависимости от поколения), тоже невидимо, но по последней моде, стрижечка тоже почти такая, а не совсем... правый же, наоборот, хотя и тоже не отличишь, незаметно тяготеет к моде уже миновавшей - пиджачок потире, брюки поуже,- к правлению минувшему... казалось бы, невыгодно, ан нет, повисят они вот так, в неудобной позе крайнего положения, в мертвой точке маятника, да и пойдут годика через два к центру: второй с краю, четвертый... все ускоряясь, пока не сшибутся лоб в лоб посередке. Знал кое-что Варфоломей и даже уже понимал. Да толку что...

Обходили его и слева и справа. Не годился ему его чистый опыт. Десять лет вкалывать за десятерых без повышения... Еще раз рассердился Варфоломей, еще раз взлетел прозрачным лифтом на вершину Олимпа, к Адамсу...

Изловил. В последний момент, на самом излете, с выражением предстоящего ленча на лице. Почти и не выказал Адаме своей досады - самообладание подвело: слишком тут же засветилось радушием его лицо, демократичности перебрал - засуетился. А кто такой Варфоломей, чтобы перед ним так суетиться?

А - король. Он - соль земли. Он несвергаем и вечен. На нем вся энциклопедия, то есть весь мир держится. А кто такой Адаме? А - тлен, прах, ничто. Прошел - и вот нет его. Знает свое место, трепещет перед Варфоломеем. Знает кошка... Испугался Адаме и сам не заметил, что испугался. Не так испугался, как Якобса, скажем, а иначе, страшнее испугался. Будто в лице Варфоломея светилось будущее: только взгляни в глаза - поймешь, что обречен, то есть что - уже... скоро... Поэтому Адаме и отводит глаза и не может видеть Варфоломея. Это ему только кажется, что он Варфоломея не переносит, а это он сам непереносим; это ему только кажется, что замешательство он умеет так ловко скрыть под личиной простоты, застенчивости и чуткости к подчиненному: не показать бы превосходство, только бы не задеть самолюбие...- всего лишь ему одному это и кажется. А все остальные, которые снизу, его видят. А быть видимыми для адамсов - смерть.

Увидел его Варфоломей - и Адаме тут же это понял (вот где чуткость! в этом им не откажешь..,), и-заоправдывался, заоправдывался: и туда он с прошением Варфоломея ходил, и к Самому обращался... он может и у секретарши справиться: она ему документ покажет... "Вот через месяц уж точно,- говорит Адаме, а сам уже и на лифте вниз съехал мысленно, и дверцу лимузина своего распахивает, и поджаренный хлебец русской икоркой смазывает...- Вы через месяц заходите ко мне, и я лично, снова, проконтролирую, сам. Самому..." И нет Адамса - весь вышел.