Конечно, если мы заглянем в то время, то обнаружим в людях навыки большей порядочности по целому ряду вопросов. То, что доктор, с его передовым мировоззрением, был еще не способен не то чтобы нахамить, а обидеть, задеть, оскорбить, не следует ставить в заслугу его тонкости. Еще не то время, и оно еще придет. Так вот, несмотря на эту потенциальную нетонкость, он не мог не испытывать некоторого чувства неловкости от соглядатайства при общении с Гумми. Гумми был - вот он. А Давин - нет. Он испытывал Гумми и испытывал неловкость, этот полустыд за себя, за свой остывший взгляд объективного наблюдателя. Гумми не играл ни в какую игру. И, сталкиваясь с его уникальной однозначностью, адекватностью, проще искренностью, испытывал Роберт острый укол стыда, и мысль его приобретала чуждый науке нравственный оттенок - заострялась. Доктор, конечно, обобщал, выходил вширь (широко помыслить - очень часто недурной выход из нравственного затруднения: помыслил-как сделал что-то...), думал о природе человеческих контактов, о неравенстве природы, о психологии контакта неравных, о безнравственности неравного общения...
Никак, выходило, людям не сойтись правильно. Приспособиться не удавалось. Но как же все-таки?.. А если любовь? Единственно любовь уравнивала и делала возможным контакт, ибо ведь всякое общение- неравное, потому что ни один другому не равен. Любовь!.. только она. Как же иначе со старым да малым? Любовь... Джой... сын (которого не было, но мог быть)... В результате он каждый раз ловил себя на сомнении в том, что не подлежало сомнению: любит ли он Джой, она - его? Но последнее было бессмысленно: Джой была сама любовь, не ответить она не могла, он же... И на это подозрение в собственной бесчувственности снова наводило его общение с Гумми. Да, неравное общение преступно... С этой мыслью (но почти чувством) садился он писать очередное письмо Джой. "Под неравенством, кроме того чувства сожаления, которое оно вызывает,- писал он,- имеется и природа. Как будет выглядеть победа демократического идеала, если восстанет побежденная им природа, мы не знаем..." После общения с Гумми находил он в себе душевные силы писать невесте, полагая изложение сокровенных мыслей достаточным доказательством страсти.
Еще один аспект взаимоотношений доктора с Гумми отчасти уже был нами затронут. После каждого такого "идиотского" разговора уходил доктор с новой мыслью, энергично звавшей его к работе. Гумми становился не нужен и раздражал. Его следовало куда-нибудь деть из поля сознания. Давин отсылал его под любым предлогом и поплотнее усаживался за стол, спеша донести в зубах свеженькую мысль, успеть разогреть перо. Не мог он, естественно, полагать, что посверкивающая идейка была сообщена ему Гумми. Но определенную его катализационную роль Давин уже не мог не сознавать.
Гумми же пользовался любым поводом, чтобы взглянуть на Джой.
Он входил и забывал повод, замирал в дверях, расстегнув рот и вперившись в портрет.
– А, Гумми...- с остывающей лаской в голосе бормотал Давин.- Что там у тебя?
Гумми протягивал камушек с дыркой, или птичью лапку с кольцом, или увядшую бабочку.
– Ну, ну... Любопытно,- цедил доктор.- Оставь себе. (Знал бы доктор, что ни такого камушка вдали от моря, ни лапки, окольцованной в другом полушарии, ни бабочки, водящейся лишь в Южной Африке, никак не могло встретиться в их штате...)
– Но я же не орнитолог, не энтомолог!..- сдержанно закипал он.Ступай, мне надо сосредоточиться.
А Гумми все смотрел на портрет... - Принес бы ты мне что-нибудь с Луны...- усмехался тогда он.
Гумми каждый раз с той же силой огорчался, что доктор так и не поверил в его Луну. И в последний раз обменявшись с Джой сочувственными взглядами, понуро выходил.
Но через некоторое время энтузиазм его восстанавливался.
– Ну, что ты еще нашел?.. - Ничего... Я только хотел спросить. - Ну?
Гумми, забывшись, смотрел на Джой... - Спрашивай же! - Что спрашивать?..
– Ну, ты же хотел что-то у меня спросить? - Я?..
– Ну да, ты. Кто же еще? Гумми обернулся. Больше никого не было. Или уходи и не мешай мне работать. Или задавай скорее свой вопрос и тоже уходи.
Гумми умоляюще взглянул на Джой. И его осенило. Он соединил большой палец с указательным, показал этот кружок доктору и выпалил радостно: ...- цифра или буква?
Следует сказать, что он был прав: фраза эта непроизносима. Потому что 0, когда это ноль, и О, когда это буква,- вещи, естественно, разные, и предложение "О - цифра или буква?" легко прочесть, но нельзя правильно произнести. Эта фраза включает в себя картинку, как в букваре.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу