Франсиско Сача - Десять кубинских историй. Лучшие рассказы кубинских писателей

Нихат позвонил мне с первого этажа, и, когда, спустившись, я увидел, что из-под его черной виниловой куртки виднеется костюм, я понял, что ужинать мы поедем в какое-то роскошное место. «Нас пригласили, ты не волнуйся», — сказал он, похлопав меня по плечу и провожая к выходу.

Все, что я помню из тщательно подобранного меню того вечера, — это итальянское вино, которое без конца разносили официанты во фраках с маргариткой в петлице. Чтобы не соврать, добавлю еще, что меня впечатлил монументальный зал с красным ковром и мягкий свет, который придавал всему какое-то потустороннее сияние. Выпив несколько рюмок, я спросил, где туалет. Нихат уже знал, как туда пройти, и показал мне движением головы: за моей спиной, в конце коридорчика, едва освещенного молочным светом зала. Затем кивнул, как будто решившись. «Давай я тебя провожу», — сказал он, но, не дойдя до дверей, остановился поприветствовать знакомого.

Я расстегивал брюки перед писсуаром, когда заметил, что стена передо мной не соединялась наверху с потолком, и услышал звук закрывающейся двери. Было ясно, что за стеной находился женский туалет. Я отошел от писсуара и расположился над унитазом так, чтобы моя струя, попадая в воду, производила неоспоримый эффект, и мне приятно было осознавать, что какая-нибудь женщина там, за стеной, оценит мою силу. Я прервался и прислушался. Затем снова подналег, подкрасив унитаз своей винной пеной, гордый мужской силой звука. Начав застегивать брюки, я ясно услышал струйку, которая отвечала мне из-за стены. Это была струя, которая лилась не прямо в воду, а на стенки мальвового фаянса унитаза, и я убедился, что, как и я несколькими секундами раньше, она прервалась на полпути, чтобы снова возобновиться.

Я вышел, но не стал далеко отходить, зная, что, если я подожду немного, из двери появится женщина, которая ответила на мое приглашение к общению. И действительно, через несколько секунд вышла, но не одна, а три, четыре женщины и, безразличные ко всему, проследовали в зал. Я сказал себе, что не очень-то и сложно было бы выбрать из четырех женщин, но мог ли я подойти к ним и так запросто спросить, которая из них согласилась вступить со мной в диалог? Не была ли моя ситуация немного пиньеровской? В глубине души я надеялся, что моей собеседницей была Анна Скляр, русская, которую я окрестил Карениной, но я даже не был уверен, что снова когда-нибудь увижу ее. Вероятность нашей встречи ограничивалась миром гостиниц и конференц-залов, поскольку мы оба были иностранцами и литераторами.

Только подойдя к столику, я вспомнил, что Нихат так и не зашел в туалет. Я спросил его об этом, и он ответил, что знакомый так его заговорил, что он забыл помочиться. Когда мы собирались уходить, я заметил, что он немного пьян. Чуть позже он мне признался, что не понимает, как ему удалось доехать до «Таксим хилл», и что будет просто самоубийством, если он попытается доехать до своего дома. В моем номере было две кровати, и я предложил ему остаться. Прежде чем лечь, я посмотрел на жалкий осколок города, который сверкал за окном.

Меня удивило, что здание в лесах полностью освещено: приглядевшись, я понял, что лампочки прикреплены к лесам — часть из них светила на улицу, остальные были направлены на здание. У меня возникло впечатление какой-то гигантской инсценировки, которая выглядела угрожающе.

Я задернул шторы. Собираясь лечь в кровать, я взглянул на Нихата, который уже тихонько похрапывал. Он был приблизительно моего возраста. Он лежал с приоткрытым ртом, точнее, закусив нижнюю губу, что придавало его лицу невинное выражение, которого я не заметил прежде. Я упал на кровать, вино еще шумело у меня в голове, и из любопытства включил телевизор. В новостях по-английски передавали, что был обнаружен труп девушки. По предположениям полиции она была проституткой, и это уже вторая жертва за последние два месяца. Я не запомнил других деталей, потому что тут же провалился в дремоту. Было раннее утро, когда я понял, что мой сон уже некрепок. Состояние, в котором начинаешь осознавать те фантазии, которые несколько секунд назад полностью владели сознанием.

Я вытянул ноги и вытащил руки из-под одеяла. Этот момент я помню благодаря звукам: отдаленный шум струи, с силой бьющей о стенки фарфорового унитаза, который ночью звучит с обманчивой ясностью. «Жизнерадостное оправление нужды», — не имея сил встать, сказал я себе, возможно, для того, чтобы развеять свои фантазии, уверяя себя, что все это мне померещилось. А может, то были звуки, доносящиеся из телевизора, который все еще был включен.