Николай Плахотный - Вид с больничной койки

Все это мы своими глазами видели, все это пережили… Было, да быльем поросло! Дотошный же читатель наверняка ежели вслух не молвит, про себя подумает: «Были, конечно, страсти-мордасти, но каким боком к ним причастны, извините, проктологи?»

Откроюсь: сей вопросец поначалу-то шевельнулся в моем мозжечку — и хорошо, что рядом оказался эксперт. Через минуту-другую выяснилось, что Василий Петрович по ходу беседы нарочно запрограммировал такой зигзаг: как говорят в Одессе, с понта на вареники. Хотя ортодокс нового формата узрит тут политический выверт. Даже и не один, а несколько.

— Колбаску-то, похоже, уважаете? — послышался хрипловатый, с ироничным оттенком голос из-за ширмы, где доктор после осмотра тщательно мыл руки.

С языка непроизвольно сорвалось:

— Да как все.

— Довольно точно выразились, — похвалил меня врач, выходя из полумрака на яркий свет.

Эдак лет на двенадцать, а то и пятнадцать был я старше своего лечащего врача. По уровню же развития, по общему кругозору сильно уступал; чувствовал себя абитуриентом рядом с рано защитившимся доктором философии.

— Мы живем в безыдейное время, — спокойно проговорил проктолог. После паузы мысль развил: — Нас обуревают низменные страсти. Мы копошимся в грязном месиве обыденщины. Высокие идеи вытеснили …а, чернуха, скотство в разных ракурсах… Символом бытового благополучия, благоденствия, довольствия стала палка копченой колбасы. Собственно, с нее, родимой, и начались в стране великие преобразования. Они получили код «ре-во-лю-ция».

Без стука приоткрылась дверь.

— Вы еще здесь?

— У меня прием. На очереди еще двое.

— Ну а я пошла.

— До завтра.

С дальнего конца коридора донесся рокот пылесоса, схожий с утробным фырчаньем фагота. Василий Петрович, откинувшись на спинку кресла, артистически пробарабанил по воображаемому регистру полированного рабочего стола пальцами обеих рук одному ему ведомую фугу. Не знаю, что тем самым доктор хотел выразить, однако в его пассаже чувствовался непроизвольный экспромт, музыка без слов.

— Человек слаб… Это Достоевский сказал, — обронил «маэстро» после довольно продолжительной паузы. Снова пальцами, но уже одной руки выбил нечто ритмическое, в то же время и не столь мажорное. Задрав голову вверх и вперив взор в угол потолка, выдал едва ль не самое сокровенное:

— Ответьте честно, почему в канун перестройки ее идеологи до небес превозносили личность Федора Михайловича, цитировали мысли его по несколько раз на дню.

Особенно нравилось перестройщикам словосочетание из «Дневника писателя» о том, что социальные потрясения не стоят и одной слезы ребенка. При этом на глазах ораторов выступали крокодиловы слезы.

— Точно сказано.

— Но как только дело было сделано, слезы высохли, лица окаменели и начался воровской передел государственной собственности.

— А что ж народ? — невольно сорвалось с моего языка.

— Народу сунули в рот палку… копченой колбасы. И он ухватился за нее, как дитя за соску-пустышку.

Я попытался сострить:

— Ничего себе пустышка. Большинство ведь такие, что не уступят милицейской дубинке.

Будто горох, отразившись от стенки, комплимент в том же виде вернулся ко мне:

— Верно подмечено.

Опять пальцы врача пробежали по воображаемой клавиатуре, вызвав на слух звуки энергичные, нечто бетховенское. Потом пауза в три четверти, после чего подключился уже голос:

— Не для печати, исключительно для личного сведения скажу вот что. Кишечник населения до предела зашлакован колбасным фаршем. В закоулках тракта, особенно в тонкой его части, мумизировались гнилостные остатки пищи чуть ли не десятилетней давности… Места скопления опасной микрофлоры вперемешку с кровью. Городские стоки для нечистот в санитарном отношении, пожалуй, предпочтительней, нежели наше нутро. Гнилостный запах выходит через верхние дыхательные пути. Он ощущается подчас даже на значительном расстоянии от собеседника.

— Ну а при близких контактах…

— Обычно жвачка выручает. Резинку жуют беспрерывно!

— Любовь обычно ассоциируется ведь с чистым дыханием.

— Оставляю ваш тезис без комментариев. — После этого уже с улыбкой: — Если бы вы поднесли ваш мобильник к объективу микроскопа, увидели бы там такое… Вам показалось бы, что невзначай угодили в зоопарк чудовищ.

Так, с подачи проктолога, кандидата меднаук, практикующего в клинике на Плющихе, загорелся я желанием разобраться в политэкономической проблеме, возникшей как бы из ничего, однако породившей монстра.