Жаклин Митчард - Роковой круиз

— Он... жив,— выдохнула Кэмми, словно рядом никого не было. Она подняла руку и зажала в кулак крошечный крестик и ожерелье из ракушек, которые она никогда не снимала.

Трейси обошла стол и приблизилась к дочери.

— Он так похудел... И смотри, он очень болен.

— Ты думаешь?.. — Кэмми умолкла.

— Я не знаю. — Трейси растерянно смотрела на фото.

— Я должна поехать к нему, — сказала Кэмми.

— Нет, — быстро произнесла Трейси и тут же добавила: — Честно говоря, я не уверена, что... Ты действительно этого хочешь?

— Он бы этого хотел.

— Но он прислал тебе эту фотографию и ничего не написал. Что он хочет этим сказать?

— Тут есть записка. — Кончиком пальца Кэмми прикоснулась к цветку. Это была бугенвиллея, которую Мишель заправил ей за ухо в день, проведенный ими на Сент-Джоне. Цветок рассыпался, как высохшее крыло снятой с булавки бабочки. Трейси присела и выжидательно смотрела на дочь.

— Это мне, — мягко произнесла Кэмми и направилась в свою комнату, забрав с собой фотографии и листок бумаги.

«Дорогая Кэмми, — прочитала она, — Мехерио и моя мать — свирепые сиделки, хотя я уже оправился и не собираюсь умирать. Правда, старик-рыбак, который нашел меня, подумал, что я уже мертв, и с перепугу чуть сам не отправился на тот свет. Мою шлюпку, напоровшуюся на скалу, разнесло в щепы. Тогда я этого не почувствовал, но теперь вряд ли когда-нибудь смогу карабкаться по мачтам. Мне еще повезло, у меня не работают только ноги. Все могло быть гораздо хуже. Врач говорит, что я не должен терять надежду в будущем стать отцом, хотя трудно представить себе женщину, которая захочет связать свою жизнь с таким привидением. Возможно, мы все привидения с «Опуса»: Мехерио, Шэрон, Реджин, Ленни и я. Мехерио с братом прилагают все усилия к тому, чтобы отремонтировать яхту. Скоро она станет прогулочным судном. Ее будут арендовать и для свадеб. Конечно, Мехерио пытается убедить меня, что я ее партнер, но, скорее всего, я уже никогда не выйду в море. Я пишу тебе, чтобы попросить прощения. У меня не хватит слов, чтобы выразить свое сожаление по поводу случившегося, но я так счастлив, что ты выжила. Когда-нибудь все это покажется тебе дурным сном. Мехерио шлет свои наилучшие пожелания.

Твой друг

Мишель Южин-Мартин»

Кэмми перевернула листок и внимательно осмотрела его. Больше на нем ничего не было. Только написанный от руки номер на большом конверте. Это его номер? Или телефон офиса? Может, он ожидает ее звонка? «Твой друг...»

Он не хотел, чтобы она звонила или приезжала к нему. Он стесняется своей беспомощности, как никто другой. «О, Мишель», — с горечью подумала она, позволив воспоминаниям хлынуть потоком в ее сознание. Вот он карабкается по снастям с беспечной грацией атлета. Вот он повернулся к ней спиной, оплетенной мышцами, которые невозможно накачать в спорт-зале... Прижав фото лицевой стороной к коленям, Кэмми вспоминала его широкую откровенную улыбку в тот вечер, когда она вышла из прибоя. Она видела себя, до невозможности наивную и — да! — прелестную, как Афродита, с надеждой возникшую из пены. Где теперь Мишель? Он пишет о привидениях «Опуса». Может, она тоже одно из этих привидений?

Кэмми опять принялась изучать фото. Она заметила детали, которые ей не запомнились. Она увидела красно-синюю татуировку какого-то оскалившегося существа (может, это дракон?) на предплечье Мишеля. Какие тонкие у него теперь руки, как у подростка. Татуировка! Ни у кого из знакомых Кэмми парней не было татуировок. Разве что у тех, кто служил в армии. Она не... встречалась с парнями, у которых были татуировки.

Мишель и сам говорил, что принадлежит к другому виду.

Ее охватила буря противоречивых чувств. Жалость и облегчение, благодарность и нежность. А еще чувство вины. Невыразимое и неизбывное. Этого всего не должно было случиться, но случилось. Результат игры, легкой игры в страсть между мальчиком и девочкой, за которую Мишель заплатил такой ценой. Она тоже заплатила, хотя ее долг будет искуплен быстрее. Этого не может быть! Мишель! От внезапно нахлынувшей ярости Кэмми хотелось колотить кулаком в ладонь другой руки. Какая несправедливость! Она была такой юной, что ей казалось, будто жизнь человека, утратившего зрение, слух или ногу, превращается в жалкое существование. Несчастная жертва стечения обстоятельств оказывается в ловушке и соглашается находиться в ней только ради других людей. Рад ли Мишель, что ему удалось выжить? Он, который жил такой полнокровной жизнью? А его тело... Она сглотнула предательский комок, подкативший к горлу. Его больше нет. Того молодого мужчины, которым был Мишель, нет. Она подумала об Оливии, о том, как зависел от нее Франко и какое отвращение у нее вызывала беспомощность мужа. Неужели она, Кэмми, такое же ничтожество, как эта графиня? Такая же рептилия?.. Женщина, способная только поглощать тепло, но ничего не дающая взамен?