Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

По части умения втереться в доверие к гоям у Нэта Геллина из «Игана» все было в порядке. Еще за два года до рождения Эдама Нэт сумел очаровать менеджеров одного из самых старых и консервативных банков Бостона – «Фёрст Сити Нейшнл» – и получить у них огромную ссуду на весьма выгодных условиях. На эти деньги он выкупил себе пятидесятипроцентную долю в ресторане «Иган». Наследники основателя ресторана – пятеро детей Майкла Ф. Игана – рады были получить наличные прямо здесь и сейчас. Затем Нэт купил себе дом в Бруклине, потратив при этом практически все имевшиеся у него средства. Первые пять лет жизни Эдам провел там. Только позднее он узнал, что это был большой элегантный особняк в стиле эпохи короля Георга, построенный примерно в 1910 году; к дому примыкал небольшой участок земли, что стало неотъемлемой частью модного городского жилья уже гораздо позднее. В общем, такой дом был продуманным способом вложения денег и в то же время статусным приобретением, возвышавшим его владельца в глазах окружающих. Собственно говоря, не менее статусным он оставался и впоследствии. С приобретением особняка Нэт вообразил себя важной птицей, зазнался и стал поглядывать свысока даже на старых знакомых. Ему казалось, что, перейдя из наемных менеджеров в совладельцы ресторана, он поднялся на более высокий социальный уровень. Эта перемена наполнила его жизнь новым смыслом и, можно сказать, настроила на романтический лад. В один прекрасный вечер, в очередной раз упражняясь в искусстве быть приветливым и приятным в общении с гостями ресторана, Нэт познакомился с двадцатитрехлетней блондинкой, недавно окончившей колледж Уэллсли, белой протестанткой англосаксонского происхождения со множеством весьма и весьма полезных связей. В результате он день ото дня стал все дольше задерживаться в ресторане, управление которым вдруг потребовало его постоянного присутствия. Впрочем, как бы то ни было, отец неизменно, пусть и за полночь, возвращался домой в Бруклин к своей Фрэнки.

Фрэнки. Нэт вырос, а жена не росла вместе с ним. Зато она старела; очарование юности, красота, задор и беззаботность – все это куда-то исчезло, и Фрэнки превратилась в не слишком стройную, преждевременно перешедшую в категорию среднего возраста типичную американскую домохозяйку, не получившую к тому же хорошего образования. Она все полнела и все больше закрывалась в своем крохотном мирке, стараясь не замечать того, что происходит вокруг. Смыслом ее жизни и единственной радостью стал ребенок – Эдам, над которым она и ворковала у себя в Бруклине.

Случилось это воскресным утром. Нэт проснулся не в лучшем расположении духа, и к тому же на него вдруг накатила очередная волна самолюбия и презрения к окружающему миру. Посмотрев на жену, поливавшую свои любимые лилии на террасе, он решил, что настал момент наконец объясниться. Свои соображения он высказал в следующих словах:

– Я прекрасно знаю, что это не твоя вина, Фрэнки, но так уж получилось – я вырос, а ты не выросла вместе со мной.

Ничего хуже и придумать было нельзя. Нэт не просто объявил, что уходит от нее, он также сообщил жене: все это произошло по той простой причине, что она оказалась неумной серостью, необразованной тупицей и попросту деревенщиной. Когда все это случилось, Эдам был еще мал, и в его памяти запечатлелся буквально один-единственный образ отца – вроде стоп-кадра: толстенький поросячий животик, нависающий над гениталиями. Почему-то мальчик запомнил отца голым, вылезающим из ванны. Точно так же на уровне стоп-кадра он помнил и тот день, когда мама сообщила ему, что папа от них уходит. Как именно она выразила эту мысль, Эдам не запомнил. Зато пару лет спустя он уже был достаточно взрослым, чтобы осознать происходящие в их жизни перемены: им пришлось переехать из большого дома в Бруклине в квартиру на третьем этаже не такого большого дома в бостонском районе Вест-Роксбери. Впрочем, в этом возрасте Эдам все же еще не мог осознать, свидетельством каких изменений в статусе семьи стал этот переезд. Его собственный, личный статус оставался на высоте. В семье мальчик постоянно ощущал все прелести своего положения: он был Его Величеством Единственным Ребенком. Мать сама возвела его на трон, поклонялась сыну, почитала, молилась и устилала весь его жизненный путь – буквально каждый шаг – розовыми лепестками, – насколько позволяли средства. Когда Эдам пошел в школу, учителя отнюдь не скупились на похвалы прилежному мальчику, и вскоре он стал любимчиком всей начальной школы. Ему и в голову не приходило, что школа, где он учится вместе с оравой неуправляемых ирландских, чернокожих, итальянских, китайских, франко-канадских и украинских детей, относится едва ли не к самой низшей категории бостонской системы образования. Эдам этого не замечал по той простой причине, что и здесь, в школе, занял особое положение: Его Величества Одаренного Мальчика. Кое-какое представление о реальном положении дел в мире он получил лишь в тринадцать лет, когда ему дали стипендию на обучение в Роксбери-Латин, известной, престижной и старинной частной школе. Только там Эдам понял, насколько глубоко пала в социальном плане его семья после переезда из Бруклина в Вест-Роксбери. Пытливый подростковый ум не оставил все это без внимания, и Эдам во всех подробностях выяснил у матери, как подобное могло произойти.