Уэллс Тауэр - Дверь в глазу

Вид Джеффа Парка Леону не нравится: не нравятся его парусиновые туфли и прядь волос, спадающая на глаз. Леон предпочитает нанимать людей в стесненных обстоятельствах, бегущих от судебных распоряжений на солнечные пляжи к прохлаждающимся там бездельникам. Его помощник с «Пиратской шхуны» скорее такого типа: тощий детина по имени Эллис, все скалится, себе на уме, и Леону не приходится ломать голову, что же он за птица. Вот и сейчас Эллис должен оттирать блевотину с пола аттракциона, но, воспользовавшись прибытием Джеффа, он откладывает швабру и усаживается пообедать говяжьим супом, который глотает холодным прямо из жестяной банки.

Команде Леона этим вечером как раз недостает одного человека, после того как другой его помощник отлучился помочиться, да так и не вернулся. Леону нужно нанять нового работника, пока они снова не тронутся в путь через два дня, разобрав аттракционы.

— Эй, приятель, ищешь работу? — Голос здоровяка звучит так, будто работает на бензине.

— Да, наверное, — отзывается Джефф. — Сколько платишь?

Здоровяк окидывает его взглядом. Своей рукой он мог бы запросто обхватить руку Джеффа дважды.

— Не боишься грязной работы? Таскать можешь?

— Пойдет. Спрашиваю, сколько платишь?

— Восемьдесят баксов в неделю, без выходных. — Он смотрит, как тот отреагирует на такую мизерную плату.

— Годится, — отвечает Джефф, и Леон понимает, что парня совсем прижало. Должен был поторговаться до ста пятидесяти.

— Есть будешь?

Молодой человек кивнул.

Здоровяк порылся в кармане и достал десятидолларовую купюру.

Джефф смотрит на деньги.

— Серьезно?

— В пятницу она ко мне вернется, — говорит Леон и перечисляет еще несколько сумм, которые вычтет из его зарплаты: тридцатка за рубашку и шляпу, пятнадцать за удостоверение, сорок в неделю за койку в трейлере.

Джефф Парк только моргает. Его пятнадцать секунд как наняли, а он уже задолжал здоровяку восемьдесят пять баксов.

Эллис отбрасывает сигарету и сбегает с верхней палубы, чтобы взглянуть на новичка. Это высокий малый тридцати с небольшим лет, но лицо его похоже на бумажный пакет, смятый грязной рукой.

— Тебя как звать? — спрашивает Эллис.

— Парте, — отвечает за него Леон.

— Нет, — поправляет Джефф, — Парк. Без «эс» и с «ка» на конце.

— Типа как идти в парк, — говорит Эллис.

— Ну да.

— Неплохо, мне нравится.

— А зачем идти в парк, когда и здесь полно девочек, а? — гремит из будки Леон и смеется, от чего дорожка из шелухи рассыпается.

Когда Шейла Клотч сходит с колеса, ей кажется, что, может быть, она уже немножко влюблена в Джима Лемонса. Они пару раз целовались там, наверху, и на большой высоте, над сеткой ярмарочных огней это казалось ей чем-то серьезным. Он был осторожен с ее телом, не то что бывший муж, который хватал ее так, словно пытался вырвать путевку туда, где никогда больше не придется прикасаться к женскому телу. Джим Лемонс не такой. Это ей пришлось положить его руку себе на бедро, сам бы он ни за что этого не сделал. Ей нравятся его застенчивость, его очки, его руки — мускулистые, но почти без волос. Ей хотелось бы пригласить его к себе, усадить детей за Нинтендо, а самим посидеть на крошечном бетонном балкончике, потягивая дорогой голубой ликер, который у нее припасен. А если смешать его с энергетиком, наутро не будет никакого похмелья.

Рэнди, ее сын, ждет у входа, один, корябая гипс. По его виду мать понимает, что они с Генри Лемонсом поцапались.

— Да что за черт, тебе десять, ему семь, ты должен был присматривать за ним.

— Он назвал меня жиртрестом, мам! — ноет Рэнди Клотч.

— Я тебя еще не так назову, — шипит она. — Ему семь, и ты позволил ему убежать.

Через двадцать минут Джим Лемонс находит сына в одной из аллей, где человек в галстуке-бабочке демонстрирует ему фокус с таинственным исчезновением платка.

Генри не особо распространяется о том, что произошло в уборной, но говорит достаточно. Джим не верит ему до конца. Он знает, Генри — отпетый врунишка, а красота сделала его коварным и злопамятным, как какую-нибудь кинозвезду. Когда Генри приходит к Джиму, из банки с мелочью всегда пропадают горстки монет. В последний раз Генри уверял, что из стока раковины высунула хвост гремучая змея, и просился обратно к матери. Все выходные он не желал отказаться от своей выдумки, даже после того, как отец его за это отшлепал. Джим и сейчас подозревает, что сын все сочинил, чтобы испортить ему свидание. Но у Генри пропала одна туфля и трусы, от чего вся история начинает нехорошо попахивать правдой.