Уэллс Тауэр - Дверь в глазу

Не шевелись. Не обращай внимания на прилипшую к щеке гальку. Только не испорти впечатления. В конце концов, она ведь может и не поверить. Она и так уже почти согласна с твоим отчимом, который называет тебя маленьким мошенником, не способным и рта раскрыть, чтобы не соврать.

Сзади по твоей ноге ползет какое-то насекомое — скорее всего, безобидный черный муравей. Время идет, и энтузиазм, вызванный идеей, которая сначала показалась тебе гениальной, понемногу разъедается стыдом. Ты решаешь подождать, пока по автостраде промчатся еще десять машин, а если твоя мама за это время не приедет, встать и пойти домой.

Мимо катит уже шестая машина, и вдруг ты слышишь, как она резко тормозит, подает назад и съезжает на вашу аллею. Машина точно не мамина: у этой двигатель мощнее, он мягче ворчит. Возможно, это опять почтальон или просто кто-то разворачивается. Замри.

Дверца открывается, и от волнения язык горячо вспухает у тебя во рту. Лежишь с закрытыми глазами. Хруст гравия под жесткими подошвами. Кто-то склоняется над тобой.

— Эй, парень! — Голос мужской, высокий и взволнованный. Тебя трясут за плечо. — Давай, дружище, очнись!

Мужчина прерывисто дышит. Ты вздрагиваешь, чувствуя на шее теплые пальцы, нащупывающие пульс. Теперь можно открыть глаза — и не забудь потрепетать веками, как делают актеры в фильмах, очнувшись после обморока. Первое, во что упирается твой взгляд, — блестящий кожаный, а может, пластиковый ботинок, который переходит в серую штанину, такую чистую и отутюженную, будто ее отлили из стали. Ты видишь ремень с черным пистолетом в кобуре, а потом, выше, металлический значок на чистой серой рубашке. Этот человек молод, на широком рыхловатом лице, обрамленном светлыми и еще довольно жиденькими бакенбардами, выпуклые глаза.

— Не волнуйся, все будет хорошо, — говорит он. — Давай просто успокоимся.

Если кому и надо успокоиться, так это полицейскому, а не тебе. Его большая голова поворачивается в воротнике: оценивая твое состояние, он косит на тебя внимательным глазом, как петух, выслеживающий жука.

— Ну как ты? — спрашивает он. — Тебе больно? Кровь есть?

— Кажется, нет.

— Живешь здесь?

— Да. Все нормально, — отвечаешь ты и садишься.

Полицейский кладет руку тебе на плечо.

— Погоди, — говорит он и трет глаза. — Ну и напугал же ты меня, приятель. Гляжу — ты лежишь, а вокруг эта почта валяется. Ох, черт возьми. Я уж решил, в тебя выстрелили из машины или кто-то сбил и уехал. Смотри, — он показывает на расстегнутую кобуру с пистолетом наготове. На вид он такой молодой и нервный, что ему вообще не стоило бы доверять оружие.

Он снова спрашивает, как ты себя чувствуешь и бывали ли у тебя обмороки раньше.

— Нет. Все в порядке. В любом случае спасибо и вообще.

Начинаешь собирать почту, надеясь, что он сядет в свой патрульный автомобиль с невыключенным двигателем и уедет. Твоя мама может появиться с минуты на минуту. Остается не так много времени, чтобы забежать за ближайший поворот, подальше от автострады, и разыграть тот же спектакль.

Полицейский берет тебя за руку.

— Идем. Лезь в машину, там прохладно.

Собрав с помощью полицейского все конверты и каталоги, ты садишься на пассажирское место. Он включает кондиционер и направляет все вентиляционные дырочки в твою сторону. Потом прибавляет обороты. Приятный холодный ветерок с легким ароматом лекарств, как в приемной у стоматолога, овевает твое лицо. У мамы нет вещей, которые пахли бы так свежо и чисто.

Рядом торчит дробовик в металлическом держателе. На заднем сиденье лежат и другие полицейские атрибуты: большой черный фонарь и блокнот в кожаной обложке, как у военных. Почему-то эти предметы кажутся тебе более реальными и пугающими, чем дробовик, который выглядит не совсем настоящим из-за того, что ты много раз видел в фильмах его точные копии.

— Как ты? — спрашивает он тебя. — Голова не кружится?

— Нет. Все нормально.

— Что это у тебя здесь? — спрашивает он, показывая на своей губе то самое злосчастное место.

— Это просто грибок. Он у меня давно.

Полицейский смотрит на тебя долгим взглядом. Его ноздри неприязненно расширяются. Потом он берет в руки рацию.

— Алло, двести пятый. Можете отменить вызов на Роджерс-роуд. У мальчишки малость закружилась голова, и он упал в обморок. Сейчас уже все тип-топ, — сообщает он, подмигивая тебе, хотя ты не очень хорошо понимаешь зачем.

Тебе становится ясно, что ты чуть-чуть презираешь его за то, что он так легко позволил себя одурачить. А он продолжает говорить.