Стефан Гейм - Книга царя Давида

— Читай!

ПОДГОТОВЛЕНО ВАНЕЕЙ, СЫНОМ ИОДАЯ, И ПРЕДОСТАВЛЕНО ДЛЯ ОЗНАКОМЛЕНИЯ ЕФАНУ. В СКОБКАХ ПРИВОДЯТСЯ МЫСЛИ ЕФАНА, ВОЗНИКШИЕ ПРИ ЧТЕНИИ ОНЫХ ПОКАЗАНИЙ —

Свидетельствую высокому суду и народу Израиля о нижеследующем.

Придя в Маханаим, Давид осмотрел людей, бывших с ним, и поставил над ними тысяченачальников и сотников; он разделил свое войско на три части; одну треть он отдал под предводительство Иоава, другую — под предводительство Авессы, брата Иоава, третью — под предводительство гефянина Еффея.

Царь сказал своим людям: «Я сам пойду с вами В сражение».

(Примечательный штрих, особенно если учесть, что последнее время Давид вел свои войны из царского дворца в Иерусалиме.)

Но народ отвечал ему: «Не ходи; ты один то же, что нас десять тысяч; для нас лучше, чтобы ты помогал нам из города». И стал царь у ворот, и весь народ выходил по сотням и тысячам. И приказал царь Иоаву, и Авессе, и Еффею, говоря: «Сберегети мне отрока Авессалома». И все люди слышали, как приказывал царь всем начальникам об Авессаломе.

(Даже если допустить, что столь непримиримый человек, как Давид, тем не менее сделался заботливым отцом по отношению к своему взбунтовавшемуся сыну, то зачем так подчеркнуто принародно отдавать приказы? Не хотел ли он таким образом загодя обеспечить доказательства своей непричастности к смерти Авессалома?)

Высокому суду и народу Израиля известно, чем кончилось сражение в лесу Ефремовом; двадцать тысяч человек войска Авессаломова были поражены в тот день, и лес погубил народа больше, чем истребил меч. Что же до Авессалома, то он скакал на своем муле. Когда мул пробегал под ветвями раскидистого дуба, Авессалом запутался волосами в ветвях и повис между небом и землею, а мул умчался.

И увидев это, некто и донес Иоаву. Иоав сказал ему: «Вот, ты видел; зачем же ты не поверг его там на землю? Я дал бы тебе десять сиклей серебра и красивый пояс».

(Эти слова Иоава, вполне сообразные тогдашним обстоятельствам, теперь как бы доказывают, что во всем виноват только он.)

Тот человек отвечал Иоаву: «Если бы положили на руки мои и тысячу сиклей серебра, и тогда я не поднял бы руки на царского сына; ибо вслух наш царь приказывал тебе, и Авессе, и Еффею: „Сберегите мне отрока Авессалома!"“

(Невиновность Давида подчеркивается снова.)

Тогда Иоав сказал: «Нечего мне медлить с тобою». И взял в руки три стрелы и вонзил их в сердце Авессалома, который был еще жив на дубе. И окружили Авессалома десять окруженосцев Иоава, и били Авессалома, пока он не умер.

(При необходимости это можно выдать за еще одно доказательство вины Иоава.)

И взяли Авессалома, и бросили в лесу в глубокую яму, и наметали над ним огромную кучу камней. И все войско его разбежалось, каждый в шатер свой. Давид, сидевший между двумя воротами, узнал, что Господь отметил за него всем, которые подняли руки свои на царя, и что Авессалом мертв, тогда Давид смутился, и пошел в горницу над воротами, и плакал: «Сын мой Авессалом! Сын мой, сын мой Авессалом! О, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой!»

(Похоже, Давид и впрямь мучился. Его скорбь кажется неподдельной, впрочем, она выражается почти так же, как тогда, когда погибли Саул и Ионафан, Авенир и другие, то есть те, кто оказывался на пути у избранника Божьего и потому был устранен.)

эй Господин Ванея был столь милостив, что велел доставить меня на носилках в дом No 54 по переулку Царицы Савской. Кажется, глаза мои сроду не видели ничего милее этого покосившегося домика со щербатым фасадом и просевшей крышей, за который приходилось платить в царскую казну немалые деньги.

Дома меня уж ожидала пришедшая раньше Лилит, а также мои сыновья Сим и Селеф и их мать Олдана; вот только Есфирь, любимая супруга моя, не вышла на порог приветствовать меня.

Я спросил, как она себя чувствует, меня отвели к ее постели. Есфирь лежала и улыбалась, но за время моего отсутствия она сильно сдала. Одеяло едва приподымалось над постелью, до того она исхудала.

— Ах, Есфирь, — вздохнул я, — нельзя мне было оставлять тебя. Она погладила мою руку.

— Сейчас же пойду в храм, — сказал я, — и пожертвую самого жирного барана, а потом куплю у левитов наилучших мазей и снадобий, которые наверняка тебе помогут.

Она подала остальным знак уйти, а мне — чтобы я сел рядом, и спросила: