Беник Сейранян - Пути и судьбы

Да, Лена хотела бы его видеть. Но где? В гостинице? Неужели Геннадий Захарович осмелился бы предложить ей прийти в гостиницу, если бы считал это неприличным? И говорил он таким задушевным дружеским тоном, что нельзя сомневаться в его искреннем расположении. Да и в самом деле, ведь для каждого, кто приезжает в чужой город, гостиница становится чем-то вроде собственного дома! Чему же тут удивляться?

— …Я, говоря откровенно, пришел бы и сам, Леночка, но времени у меня в обрез, — пользуясь молчанием Лены, продолжал Геннадий Захарович. — Я понимаю, что женщине не совсем удобно приходить в гостиницу, и не всякая на это бы отважилась. Но я убежден, что вы меня поймете правильно. К вам я прийти не хочу, а улица — неподходящее место для бесед, ну, а желание встретиться — как вам сказать — бесконечно большое, просто громадное…

Последние слова Геннадий Захарович произнес взволнованно, так что Лена даже немного расчувствовалась. Ей показалось, что этот человек собирается сказать ей что-то очень, очень важное…

— Ну, что, Леночка, договорились, придете?

— Не знаю, Геннадий Захарович, затрудняюсь что-нибудь ответить. Муж еще не вернулся. Посмотрим, — ответила она неопределенно.

— Ну, как знаете, не настаиваю. Все же повторяю? номер комнаты триста двенадцатый. Буду надеяться и ждать. Но вас это, конечно, ни к чему не обязывает.

— Что, Геннадий Захарович?

— То, что я буду ждать… — Он, казалось, сказал все, но, сделав паузу, со свойственной ему живостью добавил: — Знаете, что я вам скажу, Леночка, — только не смейтесь. После вашего отъезда я еще довольно долго выходил по вечерам из дому и шел к «нашему углу»… Помните наш угол, Леночка? Или забыли уже? Да, доходил до него и возвращался…

— Может быть, и теперь ходите, Геннадий Захарович?…

— Нет, больше не хожу, — добродушно засмеялся он. — Ну, заболтался, да и вас утомил. До свиданья.

Положив трубку на рычажок, Лена внезапно почувствовала утомление и опустилась в мягкое кресло, стоявшее рядом с телефонным столиком.

«Вот оно что, Геннадий Захарович?.. Лене понятен смысл вашего многообещающего приглашения, она ведь не ребенок. Если вы моглн позволить себе обнять и поцеловать на улице девушку, то кто же может поручиться, что, оставшись с глазу на глаз в номере гостиницы, вы не зайдете гораздо дальше?»

Однако ровно через четверть часа Лена уже собиралась выйти из дома. В дверях она столкнулась с Микаэлом. Остановившись, она пропустила его.

Вид у Микаэла был очень утомленный. Значит, он провел тяжелую операцию, и, наверное, не одну.

Лена стояла, теребя сумку.

— Куда ты, Лена? — снимая пальто, спросил Микаэл.

— К подруге. Сегодня встретила на улице. У нее больна мать.

Ничего больше не спросив, Микаэл пошел мыться. Лена обиделась. Хоть бы спросил, к какой подруге она идет, когда вернется? Неужели этого человека не интересует ничего на свете, кроме его работы? Даже жена?.. Если б она хоть на секунду почувствовала, что он недоволен, расстроился, она тут же отшвырнула бы в сторону сумочку, сорвала пальто и, обливаясь слезами, во всем призналась.

Лена для чего-то помешкала, прошла в спальню, покрутилась там, перерыла ящики гардероба, но Микаэл не обратил на нее никакого внимания, не проронил ни слова.

…Вскоре, опасливо оглядываясь по сторонам, она подходила к гостинице.

Вот в этом доме, в комнате номер триста двенадцать, ее ждет сейчас Геннадий Захарович, живой свидетель ее молодости. Какие сладкие воспоминания сохранились у нее о той поре. Неужели все это прошло и не вернется?..

Однако что с нею, почему она так волнуется? Почему ей кажется, что кто-то следит за нею? Может быть, Микаэл? Может быть, прочитав мысли жены, он нарочно притворился безразличным, чтобы затем, переодетым, пойти по ее следам и застать ее на месте преступления?..

Она остановилась и осмотрелась. Нет, ни одного знакомого лица, ни одного преследующего взгляда.

Вот она подходит к гостинице. Что ж, надо рискнуть, а там уже не будет трудно и подняться на третий этаж и найти номер триста двенадцатый…

Но вдруг Лена выпрямилась и гордой, уверенной походкой независимой женщины прошла мимо подъезда гостиницы.

Война… Черной тучей нависла она над миром.

Смертельная опасность, угрожавшая стране, распространяясь и ширясь, до дна всколыхнула привычную жизнь, выплеснула ее из берегов, и она потекла по новым, еще не изведанным руслам.