Разлучонский был с Полинькой. Она откинулась на спинку дивана, он сидел на подушках у её ножек, перебирал струны мандолины — учился играть. «Видите, — говорит гостю, — я нынче — само легкомыслие. А в Питере, считаете, — тяжелодумы?» — «Не поручусь». — «О! Так им легче лёгкого — нашу участь решить».
Егерь вежливо улыбнулся. Уходя, подумал: «И я ли бы не шутил, когда в не с меня спрос?» Идёт к Гале, вздыхает: что будет? «Ах! — сказал себе, — покамесь будет то, что ляжем пораньше. Вон она уже и перину взбивает». Легли до темноты, заснули перед зорькой. Петербург Егерю не приснился.
Но там его имя прозвучало в коридорах власти. Сановники подали царю бумагу: предлагаем послать таких-то чинов на розыск Разлучонского и нашего человека, который не выходит на связь.
Царь поглядел предложение, произнёс: «Если мои служащие очень в наградах зануждались, могу их наградить и без поездки в глухую периферию». Сановники перемигнулись. «Замечательно, ваше величество! Разрешите лишь ещё несколько имён внести...» Тут же и вставили свои имена в наградной список.
Говорят: «А какое будет указание касаемо вашего прежнего указа?» Император смотрит вопросительно. Они кладут перед ним доклад об исчезновении Разлучонского. На докладе царской рукой выведены две палочки и перечёркнуты поперёк. Сановники просят прощенья: смеем, дескать, напомнить, что ваше величество написали букву «Н» и тем обозначили: «Найти!»
У царя брови насупились. «Буква „Н“ означает: „Нет так нет!“ Что может быть яснее и проще?» Глубоко недовольный, окончил приём. Думает: «Ну не на кого опереться! Кругом непонимание, недомыслие — один шаг до неверности».
Неверность, судя масштабно, обеспечивали дома свиданий. Жена, к примеру, отправлялась в магазин за модной шляпкой, а оказывалась под вуалью в постели дома свиданий. Мужья бывали там немного реже, потому что должны были посещать ещё и другие дома. Так доморощенная ли идея вылилась в Октябрь и кровавую войну? Да или нет, но революция определила усмирение хижинам, полюбила дворцы, а из домов сколько повынесли мебели и носильных вещей?
Полинька больше не увидала разнообразия своих платьев, хотя кое-что и сберегла. В ту годину и стали её иронично звать Форсистой. Перепало ей претерпеть. Их с Разлучонским попросили из бельведера — ещё есть, кто помнит, как они шли по дороге. Галя Непьющая сказала прилюдно: «Повинится, что зажилил вторую корову, я его пущу жить». Егеря той порой с нею не было — опасаясь ЧК, пропадал где-то.
Барин, надо думать, не пришёл бы к Гале, даже затворись для него все остальные-прочие двери, щели. Но такое можно увидеть только в советском фильме. Вопреки киноискусству, хватало народа, который отрезал краюху хлеба Разлучонскому и пускал его ночевать.
Полиньке было тяжелее. По её красоте досталась ей вся прелесть мужского террора и свободных отношений. Как не убедиться, до чего точно сказал великий русский поэт: «Свобода идей значит главенство мудей». Благодаря добровольному началу Полинька избавлялась от насилия над ней, и в порядке поощрения её перевели с обычного пайка на усиленный. Такой же приносила Разлучонскому. Он неузнаваемо изменился как личность. Отдавая должное коллективу, сверял жизнь с поговоркой: «Август месяц — не май. Мне даёшь и другим дай».
На пятилетие Октября к юбилейному пожару приурочили губернский слёт пожарных. Полинька на нём показала номера акробатики, в тельняшке влезала на столб, потом исполняла танец со шлангом. На это последовало одобрение сверху. Тут-то она и завелась ходить на приём к первым лицам, ходатайствовать за Разлучонского. Добилась решения: построить на горе Крутышке обсерваторию, его назначить директором. Строительство указали в плане под грифом «Срочно!» — но через семнадцать лет грянула война, и стало не до обсерватории. Впоследствии вопрос о стройке поднимался. Космонавты приезжали, смотрели взлобок горы. Это уже само по себе хороший знак.
Под Крутышкой, у дороги на станцию Приделочную, расположен домик, называемый у нас «директорским». Много лет в нём видят Разлучонского. Бородатый, белый от седины — а живости молодому призанять. Глаза любопытные. В одной наружности сколько культуры! И чтобы такой человек кого-то караулил с ножом? Глупо, но выдают за факт: видели!
Полиньку — спору нет — видят. Только где нож?.. С началом сенокоса, когда заколосятся яровые, обычно полыхает жара. Мужики, кто половчей, отлынивают от работ. Спрячутся в орешнике: а вдруг повезёт узреть голенькую? Меж кустов блеснёт очком — подломи меня рачком! Везенье на авось идёт; жди, протянув руки, — и к твоему ручка протянется. Возьмёт его — попрыгаете через верёвку с Форсистой... Но не только с бывалыми у неё игры. К юношам она даже внимательнее. И долгоноги и коренасты с Полинькой любятся дружно и часто.
Читать дальше