Гари Штейнгарт - Абсурдистан

— О’кей, давайте начнем с самого начала, — вздохнул доктор Левин. — Что такое этот Абсурдсвани?

— Абсурдсвани находится на Каспийском море.

— А где именно оно находится? У меня туговато с географией.

— Каспийское море? Оно находится на юге России, возле Туркменистана…

— Где?

— Возле Ирана.

— Возле Ирана? Я думал, вы все еще в Москве — последний раз вы звонили оттуда.

— Из Санкт-Петербурга.

— И все-таки Иран должен находиться гораздо дальше оттуда, чем Москва. Что вы там делаете?

Я объяснил, что поехал в Абсурдистан покупать европейское гражданство у жуликоватого чиновника из бельгийского консульства после того, как трахнул молодую жену своего покойного отца. Последовало укоризненное молчание.

— Это законный путь получить гражданство? — осведомился доктор Левин.

— Ну, — произнес я в замешательстве, — относительно законный…

«Сукин сын, — подумал я. — Как же ты смел предположить, что я не воспользуюсь малейшим шансом, чтобы выбраться из России, в то время как твои прапрадеды, вероятно, подкупили половину царских чиновников в черте оседлости и сбежали в мешках для почты ради того, чтобы их потомок сейчас развалился в прекрасном кресле из ценных пород дерева на углу Парк-авеню и 85-й улицы, изрекая скороспелые и строгие замечания в адрес оскорбленных и несчастных и получая за это по 350 долларов?» Но вместо того, чтобы высказать это, я начал плакать.

— Давайте сначала обсудим важные вопросы, — сказал доктор Левин. — В вашем недавнем прошлом, кажется, застрелили или взорвали фугасом многих людей. Так что позвольте вас спросить: находитесь ли вы в безопасном месте? Угрожает ли вашей жизни непосредственная опасность? И, учитывая возможность, что у вас сейчас проявляются симптомы посттравматического синдрома, такие как чувство отчужденности, гнева и беспомощности, думаете ли вы, что способны принять рациональное решение, которое обеспечит вам безопасность в будущем?

— Я не уверен, — ответил я, подавив рыдания, дабы сосредоточиться. — Мой друг Алеша-Боб пытается что-то сделать, чтобы мы отсюда выбрались. Знаете, он очень ловкий.

— Ну что же, это позитивный момент, — одобрил доктор Левин. — А пока что вы должны продуктивно проводить время. Попытайтесь чем-нибудь себя занять, как вы это делали в Москве. Если это безопасно, отправьтесь на прогулку или займитесь физическими упражнениями. Этот вид деятельности вместе с тремя миллиграммами «Ативана» в день понизят ваш порог беспокойства.

— Вы думаете, что я действительно могу…

— А почему бы вам не попытаться просто расслабиться? — спросил доктор Левин. Я слышал, как он потягивает свой любимый цитрусовый коктейль с витаминной добавкой — современный эквивалент сигары психоаналитика. — Просто не дергайтесь так сильно.

— Попытаться расслабиться? Как же мне это сделать? Это все равно что попытаться допиться до трезвости.

Вы знаете, что помогает одному из моих пациентов, когда он начинает дергаться? Он выходит из дому и покупает себе костюм. Почему бы вам не выйти и не купить себе костюм, Миша?

— Мне слишком грустно, чтобы покупать костюмы, — прошептал я.

— Что еще вам приходит на ум в связи с этим? В связи с вашей грустью?

— Никому нет до меня дела — даже вам, доктор, — сказал я. — У меня на глазах убили милого человека, демократа, и я пытаюсь горевать о нем, но не могу. И я пытаюсь горевать о моем отце, но не могу. Ничего, как вы говорите, «не приходит на ум в связи с этим». И я стараюсь быть хорошим, стараюсь помогать людям, но тут это не получается, и я не знаю, как это сделать. И я напуган, и одинок, и несчастен, и я укоряю себя за то, что напуган, и одинок, и несчастен, и за то, что прожил тридцать лет, и у меня нет никого, за исключением Алеши — ни одной души! — кому было бы до меня дело. Я знаю, в Нью-Йорке, Париже и Лондоне есть люди, у которых те же самые проблемы, и что я не должен чувствовать себя исключительным, но что бы я ни делал и куда бы ни ехал — все не то, не то, не то. И не может быть, чтобы дело было только во мне. Мне нужно услышать, что я на самом деле лучше. Я просыпаюсь в пустой постели и смотрю на свое сердце, и оно серое. Я снимаю рубашку, раздираю грудь, и мое сердце все кожаное и серое, как у рептилии.

Я услышал, как в трубке дышат носом. Я прижал ее к уху, надеясь услышать, что на самом деле я лучше и что не существует серого сердца рептилии.

— Скажите это! — еле слышно прошептал я и добавил по-русски: — Выполняйте вашу работу! Дайте мне немного счастья!