Гари Штейнгарт - Абсурдистан

Гари Штейнгарт родился в 1972 году в Ленинграде. Ребенком приехал в США. Политолог по образованию. Его первый роман, «Приключения русского дебютанта», был с интересом встречен американской критикой (российские читатели с ним уже знакомы). Второй роман — «Абсурдистан» — «Нью-Йорк таймс» включила в перечень самых заметных книг 2006 года.

«Абсурдистан» — сатирический роман об иммигрантах и постсоветских реалиях. У его главного героя, преуспевающего во всех смыслах гражданина Америки Миши Вайнберга, есть великая, поистине американская мечта — мультикультурализм.

В его представлении это идеал человеческого общежития, свободный от издержек капиталистической системы, религиозного фанатизма и национализма. Лучшие восемь из своих тридцати лет Миша провел в Нью-Йорке, став настоящим американцем, которому, однако, очень мешает жить его российское прошлое. Однажды он приезжает к отцу-олигарху в Петербург, но из-за убийства, совершенного его родителем, США отказывают ему в обратной визе.

В результате, заточенный в пределах своей прежней родины, Миша оказывается в одной из бывших советских республик — Абсурдистане — в надежде получить там бельгийский паспорт…

Искушения подстерегают Вайнберга на каждом шагу: нефтедоллары, министерское кресло, любовь дочки диктатора… Но на самом деле он мечтает лишь об одном — любой ценой вернуться в Нью-Йорк, в объятия бедной, но любимой им девушки из Южного Бронкса.

Этот иммигрантский роман, возникший в эпоху глобализации, рассказывает о том, как люди кочуют со старой родины на новую и обратно.

Это книга о любви. Следующие страницы посвящены, с той избыточной русской нежностью, которая сходит за подлинное сердечное тепло, моему Любимому Папе, городу Нью-Йорк, моей милой нищей девушке в Южном Бронксе и Службе иммиграции и натурализации (СИН) Соединенных Штатов.

Это также книга об избытке любви. Это книга о том, как тебя поимели. Позвольте мне сказать сразу же: меня поимели. Они меня использовали. Перехитрили. Вычислили. Сразу же поняли, что я — их человек. Если только «человек» — правильное слово.

Возможно, то, что меня поимели, — вопрос генетический. В этой связи я сейчас вспомнил свою бабушку. Пламенная сталинистка и верная сотрудница «Ленинградской правды» — пока болезнь Альцгеймера не лишила ее остатков разума, — она сочинила знаменитую аллегорию о Сталине: этот Горный Орел устремляется вниз, камнем падая на трех империалистических барсуков, олицетворяющих Великобританию, Америку и Францию, и окровавленные когти генералиссимуса разрывают на куски их презренные тела. Есть фотография, изображающая бабулю со мной, младенцем, на руках. Я обслюнявил ее, она распускает слюни надо мной. Снимок сделан в 1972 году, и оба мы выглядим абсолютно слабоумными. Ну что же, бабуля, взгляни на меня теперь. Посмотри на рот, в котором недостает зубов, и на нижний живот; взгляни, что они сделали с моим сердцем, — это килограмм жира, свисающий с моей грудины, весь измятый. Что касается того, чтобы разорвать кого-нибудь на куски в двадцать первом веке, то я — четвертый барсук.

Я пишу к Вам из Давидово, маленькой деревушки, населенной исключительно так называемыми горными евреями, — она находится вблизи северной границы бывшей советской республики Абсурдсвани. Ах, эти горные евреи! В своем уединении среди гор, сосредоточенные на всепоглощающей преданности клану и Яхве, они кажутся мне доисторическими, даже домаммологическими, подобно какому-то умному миниатюрному динозавру, который когда-то болтался по земле, — Haimosaurus rex, король Хаимозавров.

Сейчас начало сентября. Небо голубое, и его бледный цвет и бесконечность почему-то напоминают мне о том, что мы находимся на маленькой круглой планете, медленно продвигающейся в ужасающей пустоте. Тарелки спутниковых антенн на крышах деревенских домов из красного кирпича направлены на горы, окружающие деревню, пики которых увенчаны альпийской белизной. Мягкий ветерок конца лета врачует мои раны, и даже у бродячей собаки, бредущей по улице, такой сытый и мирный вид, как будто она завтра эмигрирует в Швейцарию.

Жители деревни собрались вокруг меня — высохшие старики, жирные подростки, тяжеловесные местные гангстеры с татуировкой на пальцах, сделанной в советских тюрьмах (бывшие друзья моего Любимого Палы), даже смущенный восьмидесятилетний ребе с одним глазом; он сейчас плачет на моем плече, шепча на ломаном русском о том, какая это честь, что в его деревне такой важный еврей, как я, и о том, что ему бы хотелось угостить меня оладьями со шпинатом и жареным барашком и подыскать мне хорошую жену из местных, которая заботилась бы обо мне и накачала мой живот, как спустивший футбольный мяч.