Яков Шехтер - Любовь на острове чертей (сборник)

На расспросы Цили врачи только сокрушенно качали головами и отводили глаза в сторону. Циля дошла до главврача и потребовала объяснения. Тот также попытался отводить глаза, но Циля схватила его за руку и потребовала сказать ей правду.

— Видите ли, — виновато произнес главврач, — прививки против бешенства эффективны только в том случае, если их начинают не позднее четырнадцатого дня от момента укуса. В вашем же случае с момента заражения прошло больше двадцати дней.

— Что делать, доктор, — почти закричала Циля, — как спасти мальчика?

— Эффективных методов лечения не существует, — ответил главврач. — Мы попробуем симптоматическую терапию для уменьшения страданий больного. Поместим в затемненную, изолированную от шума, теплую палату и будем вводить в больших дозах морфин, пантопон, аминазин, и хлоралгидрат в клизмах. Попробуем также курареподобные препараты, и переведем больного на искусственную вентиляцию легких. Все эти меры смогут продлить его жизнь на несколько недель.

— Что!? — задохнулась Циля. — Что вы сказали?!

— Увы, — главврач развел руками. — Прогноз самый неблагоприятный. Имеются, правда, описания единичных случаев выздоровления пациентов, получивших полный курс иммунизации антирабической вакциной после заражения. Будем надеяться, что ваш случай окажется одним из них.

Ашер умер через шесть дней. Циля, и примчавшийся на самолете Хаим, не отходили от его постели. Они видели все: и обильное мучительное слюнотечение, и приступы буйства, и судороги. Ашер плевался, сдирал с себя одежду, пытался разорвать ремни, которыми его привязали к кровати. Между приступами он ненадолго приходил в себя, и Циля, словно ни в чем не бывало, строила планы о поездке за границу после его выздоровления. Ашер мечтал увидеть Венецию, покататься на гондоле, подняться на колокольню Сан-Марко и Циля, показывала ему роскошные альбомы с фотографиями и подробно обсуждала маршрут будущего путешествия.

На пятый день судороги и припадки прекратились, Ашер лежал в полном сознании, и слабым голосом беседовал с родителями. Циля решила, что лечение помогло, и в ее потускневших глазах стали мелькать искорки надежды. Но Хаим, успевший прочитать несколько статей по истории заболевания, помрачнел еще больше. Он знал, что на самом деле это не улучшение, а признак близкой смерти.

Ночью у Ашера подскочила температура, градусник показывал сорок два. Он весь горел, и поминутно просил пить. Прикасаясь к его груди, Циля чувствовала, как бешено, вразнос колотится сердце.

Под утро Цилю сморил короткий сон. Проснувшись, она увидела устремленные на нее неподвижные глаза сына и зашлась в истошном, отчаянном крике.

На кладбище она не плакала. Только рука, вцепившаяся в локоть Хаима, мелко дрожала, словно подключенная к электричеству. Когда в холмик воткнули табличку с именем сына, Циля вскрикнула, и потеряла сознание.

Корреспондентка армейской радиостанции вытащила историю с Ашером в свободный эфир. Поднялся страшный шум, оппозиция представила парламентский запрос, почему солдатам не делают прививку от бешенства, начальник генерального штаба назначил комиссию по расследованию происшествия, два генерала в отставке немедленно припомнили подобного рода случаи, произошедшие во время Шестидневной войны. Имя Ашера носилось по радиоволнам точно щепка от разбитого штормом корабля. Весь этот шум пришелся на семь дней траура, и квартиру Цили безостановочно посещали всякого рода делегации и разного вида общественные деятели. Два раза приезжало телевидение, а в последний день прибыл сам начальник медицинской службы армии.

— Я не могу вернуть вам сына, — сказал он, грустно склонив голову. — Но обещаю, что подобных случаев больше не произойдет. Каждый солдат получит прививку еще до того, как ему выдадут амуницию.

Циля, с лицом, потемневшим, точно маска египетской мумии, только кивала. Щеки у нее ввалились, глаза потускнели, уголки губ безжизненно опустились вниз.

Выйдя в другую комнату, начальник подозвал Хаима.

— Вам нужно серьезно позаботиться о здоровье жены, — сказал он, пожимая ему руку. — Это я вам как врач говорю. А как генерал, обещаю прислать к вашей жене лучшего армейского психолога. Вот мой телефон — он потянул визитную карточку, — когда закончится траур — позвоните, и я все устрою.

Генерал сдержал свое слово, армейский психолог, врач с мировым именем, серьезно занялся Цилей. После нескольких многочасовых бесед он назначил лечение: