Камен Калчев: Новые встречи

Женщины смолкли. Как всегда, первой взяла слово Ружа.

— Дедушка Еким, — заговорила она, — бьемся мы над решением одной задачи. Все утро ломаем головы, вертим, крутим, а ответ никак не получается…

— Раз не получается — двойка! — прервал ее старик. — Таким ученикам я двойки ставлю.

— Правильно, — продолжала Ружа, — но не обидно ли получить двойку ни за что ни про что… Вон мы какие тут собрались — все со средним образованием и ударницы… Райна в этом году окончила вечерние курсы… Савка стала слесарем… Яна окончила курсы повышения квалификации и теперь о вечерних подумывает… Иванка Маринова, наш бессменный секретарь парторганизации, накопила опыта не меньше, чем Стара Планина…

— Знаю, знаю, — замахал рукой дед Еким, — я и таким высокопоставленным личностям могу закатить по двойке, на всю жизнь меня запомнят!

— Вот и хорошо, — улыбнулась Ружа, — а теперь скажи, как нам быть? Задумали мы перестроить работу и с самого начала наткнулись на препятствие. И кто, ты думаешь, виноват? Ваша Яна! Полюбуйся вот на нее!

Дед Еким вскинул голову, как от удара.

— Как это так?

— А так! Перлась, словно рак на стремнине, — ни вперед, ни назад. Мы решили больше с ней не церемониться. Но прежде нашли нужным посоветоваться с тобой.

— Ничего не понимаю, — дивился старик.

— Сейчас поймешь.

— Руби напрямик, Ружка! — нетерпеливо заметила Савка Рашенова. — Расскажи ему, о чем речь.

— И расскажу!.. Мы решили доверить Яне ответственную работу, дедушка Еким.

Старик напряг слух, чтобы не пропустить ни слова.

— Предложили ей стать бригадиром в ткацком цехе. Возглавить бригаду, с тем чтобы повысить производительность. До сих пор эта работа лежала на мне. И хорошо ли, плохо ли, но дело двигалось. А теперь этим должен заняться кто-то другой. И мы все убеждены, что Яна прекрасно справится. Только она одна держится обратного мнения. Вбила себе в голову, что провалит дело. Ну ладно, тогда и я откажусь, и Иванка оставит партийную работу, и Савка бросит профорганизацию, и Райна… Что же получится? Аспаруха Беглишки призвать в руководители, так, что ли?

— Тот, конечно, только и ждет этого, — вставила одна из женщин.

— Глядишь, и братья Гавазовы подоспеют к случаю, — добавила другая.

Дед Еким молчал, устало склонив голову. Он не понимал, зачем эти разговоры, когда все так просто и ясно. Но он с тревогой думал о Яне; вот уже три года живет она у него в доме, похожая на вытоптанную траву, которая так и не может подняться. Напугана, измучена, словно бегом спасалась от бешеных собак. Иногда ему казалось, что она сляжет в постель, сломленная каким-то недугом, и больше не встанет.

Страдания Яны были, понятно, не всегда одинаково сильны, как не одинакова сила ветра в природе.

Первый год после того, как Борис покинул ее, Яна думала о нем днем и ночью: звала его во сне, умоляла, но он будто умер — не подавал о себе никакой вести, никакого знака, что где-то существует.

Когда родилась Валентина, Яна немного поуспокоилась — потому ли, что ребенок заполнил ночи своим требовательным плачем, или потому, что принес материнскую радость, — она сама этого не понимала, но ей удалось изгнать Бориса из памяти, вернее, оттеснить куда-то подальше во мрак воспоминаний, где порой годами дремлют пережитые страдания. Но, подрастая, девочка все больше становилась похожей на отца — глаза, нос, подбородок, — и Яна вновь ощутила, сколь жестоко наказана. Горе охватило ее с той же силой, как во время бракоразводного процесса. Она не явилась тогда на слушание дела, а поручила адвокату довести до сведения суда, что согласна на развод и ничего больше ее не интересует. Удивленный и тронутый этим поступком, Борис дал сто левов на ребенка.

Какой подлец! Сто левов! Она швырнула их в физиономию адвокату, хотя тот был совсем ни при чем, сказав, что она не нищенка, ибо впервые почувствовала, как глубоко оскорблена, обманута этим человеком… Тогда она решила взять ребенка и навсегда покинуть дом, где испила горькую чашу до дна. Но старики — дед Еким и баба Деша — со слезами на глазах молили ее остаться, и без того они убиты горем из-за бегства Бориса. И ома осталась, позволив им ухаживать за ребенком, радоваться на него.

Затерянная среди станков и грохота машин, Яна походила на былинку — так старательно избегала она света, льющегося из окон. А вот теперь ее опять хотят ввести в поток света и показать людям: «Взгляните на нее, это вовсе не былинка, как вам казалось, а прекрасный цветок, правда еще не совсем распустившийся. Посмотрите, как она красива! Пусть ее согреет солнце, и вы увидите, как она расцветет!..»