Иржи Грошек: Реставрация обеда

Летом девяносто девятого года мне захотелось уехать из Праги к чертовой матери. По какой-то причине я решил, что она проживает под городом Брно, и поспешил к ней в гости… «Цурюк цур натур!» – назад к природе, где мысли возникают сообразно потребностям, а не прихотям. Где пересчитываешь пастушек, чтобы заснуть, вместе с барашками… Я планировал арендовать какое-нибудь бунгало с электропроводкой, подключить «ноутбук» и творчески провести время. Насилуя портативный компьютер сценами из деревенской жизни. Надеясь, что меня не привлекут за растление вычислительной техники…

Двадцатого июля я наконец собрался с вещами и прибыл на вокзал, чтобы выехать в указанном, на фиг, направлении. Заботливая кассирша попыталась всучить мне билеты «туда-и-обратно», с проставленной датой возвращения…

– Если вы будете ждать меня на перроне, – согласился я.

Кассирша вернула свою бретельку на плечико и выдала мне билет – только в одну сторону. Да я бы и сам при данных условиях не вернулся. Чтобы такого талантливого автора да заграбастал какой-то шлагбаум с бретельками. Может, я в следующем году напишу железнодорожное расписание в трех частях. И все кассирши будут моими…

С этими мыслями я разыскал поезд «Прага – Брно» и стал вдоль него прохаживаться, время от времени недоумевая, по какой причине ничего многозначительнее кассирш не идет мне в голову. Нет чтобы задуматься о бренности какого-нибудь сущего. Или о безвозвратности всего прошедшего. А я все – о кассиршах, о кассиршах, о кассиршах… Но тут в вагон-ресторан стали грузить пиво, и мой мыслительный процесс переключился на прохладительные напитки. Вдобавок меня беспокоил машинист, который из окошка локомотива тоже наблюдал за погрузкой пива и пальцами – «загибал каждый ящик…».

Поэтому я поспешил в вагон, чтобы подыскать себе место поближе к ресторану…

Свободное от «пивнюков» купе найти не удалось – везде сидело их по двое, по трое. Дети дошкольного возраста тоже непривлекательны в смысле попутчиков – они больше кричат и писаются, чем едут. А запотевшие старушки отчаянно храпят, как только пригреет солнце. То есть выбирать было не из чего, и я устроился в купе, которое занимала длинноногая особа с мужчиной попроще.

– Вас это не побеспокоит? – спросила она и перегородила ногами купе, в смысле – закинула на противоположное кресло.

– Отчасти, – признался я, рассматривая, как девушка распорядилась ногами. – Но думаю, что в состоянии с этим совладать.

– В каком значении? – уточнила она, устраиваясь поудобнее.

– В общечеловеческом, – пояснил я. Мужчина отложил в сторону газету и доброжелательно улыбался, прислушиваясь к нашему диалогу. «Не муж и не папа», – определил я.

– Разрешите представиться, – сказал мужчина. – Йиржи Геллер… А это Вендулка, – добавил он и указал на девушку. – Моя племянница.

«Начинается…» – подумал я, поскольку уже путешествовал в обществе дядюшки и племянницы. Однажды. И ничего хорошего из данного мероприятия не вышло, кроме авторского гонорара за нанесенные читателю травмы. Мне снятся иногда эти несчастные.

Они бегут вслед за поездом, размахивая моими книжками, и кричат: «Убийца!»

Конечно, хорошо, когда читатели прозревают, прикоснувшись к чему-нибудь. Когда парализованные отбрасывают костыли после знакомства с автором. Но когда они бегут за поездом, я принципиально закрываю окно, чтоб ничего не слышать.

– Вы предумышленно путешествуете или слоняетесь просто так? – спросил у меня Йиржи Геллер.

– Я еду к чертовой матери, – честно ответил я.

Естественно, некоторые диалоги не соответствуют так называемой – «правде жизни». Но автор намеренно объединяет подспудную мысль со словами, чтобы его персонажи не чувствовали себя идиотами. Которые спрашивают: «Вы едете до Брно?», «Нет, я выхожу в Пардубице». И всю остальную дорогу – молчат, уткнувшись в газеты. В то время как автору надо зарабатывать на хлеб с маслом…

– И где ваша мать проживает? – поинтересовалась Вендулка, разглядывая свои ноги.

– Если б знать, – посетовал я и повздыхал с интонациями.

– Так вы – сиротинушка? – чему-то обрадовался Йиржи Геллер.

– Еще какая! – подтвердил я. – В смысле необустроенности.

Вендулка взглянула на меня как на «занимательную географию» и определила: