Моник Виттиг - Вергилий, нет!

(Когда-нибудь вы поймете, жалкие создания - чтобы с большим успехом нести свое ярмо, вы, не колеблясь, давили, затаптывали насмерть и разрывали на части себе подобных и превратили этот вокзал в скотобойню! Воистину справедливо, что быть рабом - означает быть преступником! И, как будто вам недостаточно одного старания как можно лучше выполнять свой рабский долг, вы еще и постоянно твердите о нем во всех подробностях - что вы уже сделали и что еще должны сделать. Неужели вы настолько замкнулись в своей рабской плоти, что ни одно слово из внешнего мира не достигает вас? Так идите же и сгиньте всей толпой под колесами локомотива!)

С этими словами я быстро удаляюсь, ни разу не обернувшись, чтобы посмотреть, следует ли за мной Манастабаль, моя проводница, и с тоской думая о том, что никакого взрыва возмущения, даже ни единого слова протеста не прозвучало в ответ на мою суровую проповедь.

Мы с Манастабаль, моей проводницей, сидим на берегу реки Ахерон. Вода, в которой мы полощем босые ступни, теплая. Оттуда поднимаются серные испарения, которые сгущаются в красно-желтые облака над поверхностью воды и над полями; порой в них сверкают молнии. Я дышу во всю силу легких, чтобы заглушить гнев и страдание. Манастабаль, моя проводница, говорит:

(После того побоища, которое устроили души на центральном вокзале, ты убедилась в том, что абсолютной этики не существует. Я наставляю тебя по пути в ад, делясь наиболее глубокими своими познаниями, чтобы углубить и твои; но это не дает тебе никакого права вершить правосудие над теми душами, которые мы встречаем. Ты можешь, если хочешь, сколько угодно наслаждаться тем, что ты опустошена, как оболочка жареного каштана, и говорить, что это хорошо. Я сама приветствую каждый день, который видит меня свободной. И раз уж обладаешь такой привилегией, негоже пользоваться ей для того, чтобы еще больше унижать несчастные создания, которые ее лишены. Потому что эта привилегия столь непомерна, что нужно постараться простить ее себе, и обращаться к проклятым душам можно лишь с одной целью - заставить их вырваться из преисподней любой ценой. И дело это - само по себе столь же благое, как и любой труд, поскольку всякая свобода временна и сохраняется лишь такой ценой.)

При этих словах меня охватывает гнев, потому что я вспоминаю давку на вокзале и куски мертвых тел под колесами поезда. Я говорю:

(Можешь вещать в свое удовольствие, Манастабаль, моя проводница. Как всегда, ты весьма спокойна, и день ото дня я удивляюсь этому все больше и больше. Я же так устроена, что раболепие не вызывает во мне ни малейшего сочувствия. Я бы изблевала его из себя, если бы смогла поставить себя на место любой из тех, кому оно свойственно. Но поскольку этого я не могу, то мне приходится сдерживать злобу, которая толкает меня на жестокое обращение с душами, для которых это всего лишь пустой звук. Ну да, часто я так сильно злюсь на них, что - клянусь тебе, Манастабаль, моя проводница - у меня просто дым валит из ноздрей! Все твои аргументы тщетны - я по-прежнему считаю, что для них было бы лучше быть мертвыми. Да, смерть -освобождение, когда деградация доходит до такой степени!)

Кажется, Манастабаль, моей проводнице, нравится прибегать к логике в последнюю очередь, потому что она говорит:

(А разве они не мертвые?)

Я отвечаю:

(И все-таки нужно ли, чтобы они умирали именно так? Скотобойня - и то менее ужасное зрелище! Ты слышала крики? Ты видела куски тел, эти отвратительные останки, наполовину сожранные собаками?)

Когда я это говорю, зубы у меня начинают стучать, а грудь и голова едва не разрываются от боли. Однако я не спешу пуститься вплавь, чтобы забыть, кто я, с кем, где и для чего, ибо Ахерон - река забвения, и Манастабаль, моя проводница, считает, что мне полезно окунуться в его воды. Но я не могу сказать ей спасибо за эту благотворную процедуру, потому что, как только я сливаюсь с водяными струями, она тут же становится для меня незнакомкой, идущей вдоль берега вровень со мной. И когда она начинает делать мне знаки, я лишь кричу в ответ что-то дружелюбное - на всякий случай. Но когда я в самом счастливом расположении духа переворачиваюсь на спину, меня внезапно выхватывают из воды - я тщетно отбиваюсь руками и ногами - и выбрасывают на берег, где я падаю, обессиленная. И слышу яростные вопли незнакомки:

(Ты опять едва все не испортила! Еще немного - и тебе пришел бы конец! Разве я тебе не говорила, чтобы ты окунулась и сразу же вышла на берег? У меня уже достаточно хлопот с тобой, Виттиг! Избавь же меня от них! И что меня больше всего раздражает - все мои предупреждения для тебя пустой звук! Быстро же ты все забываешь!)