— Откуда ты знаешь? — сказал остолбеневший Сизиф.
— Разве не это она пыталась тебе внушить во время ваших бесед? Странно, что она ни разу не упомянула имя богини-матери. Если у тебя будет случай, напомни ей, чем кончились ее попытки даровать бессмертие сыну элевсинского царя.
Но прежде чем такой случай представился, заговорить об этом с царицей пришлось самой плеяде.
Фракиец с мальчиками остался в доме, а они вдвоем вышли к воротам, чтобы встретить Медею с детьми, которых сопровождали кормилица и полдюжины воинов. Четверо несли две крытые корзины. По углам двора теснилась челядь, которой не так часто приходилось видеть царицу вблизи.
Оставив охрану с кормилицей снаружи, Медея вошла в дом, не глядя по сторонам и как будто совсем не интересуясь его убранством. Детей она держала за руки.
— На все время, пока дети будут здесь, у твоих ворот останется стража, — сказала она Сизифу. Затем обратилась к фракийцу: — Ты все еще отказываешься назвать срок?
— С твоей доброй волей и божьей помощью, он может оказаться совсем коротким, владычица Коринфа. А чтобы сократить его еще более, позволь мне со всеми детьми покинуть вас прямо сейчас. Мы выйдем на воздух и как следует познакомимся.
Мать отпустила сыновей, те пошли за Гилларионом и мальчиками Сизифа, с любопытством разглядывая Главка, который все еще немного хромал.
— Иди и ты, Сизиф, — попросила царица. — Нам, матерям, нужно кое о чем договориться. Но не уходи далеко. Я хочу потом обмолвиться словом и с тобой.
— Как прикажешь, — ответил Сизиф, оставляя женщин одних.
Они присели на лежанку, полуобернувшись, почти касаясь коленями.
— Сколько лет мы живем вместе в этом городе, а виделись до сих пор только издали. Моя это вина или твоя?
— Ничьей вины тут нет, царица. Должно быть, богам не хотелось, чтобы мы разглядывали друг друга.
— Я даже знаю почему. Нет ничего на этой земле, что могло бы послужить причиной соперничества между нами. Обе мы красивы, обеим повезло встретить единственного мужчину и найти в нем ответное чувство, дети твои столь же здоровы и хороши собой, как Мермер с Феретом. А все же лучше бы нам не встречаться. Твой небесный облик все переворачивает у меня внутри и будит недобрые чувства. Мы похожи на два летящих навстречу камня. Только я пытаюсь подняться к небесам, а ты спускаешься с небес на землю.
Плеяда промолчала.
— Сумеешь ли ты окружить мальчиков той заботой и теплом, к которым они привыкли?
— У меня ведь тоже двое. Тебе показалось, что они чувствуют себя заброшенными?
— Прости меня. Сейчас не самые счастливые дни моей жизни, мой язык говорит совсем не то, что у меня на уме.
— Не тревожься. Если бы ты хотела сохранить детей, ты не нашла бы более надежного места.
— Странно. Я не предполагала, что мне будет так покойно и хорошо говорить с тобой.
— Это только потому, что и мой язык отказывается произнести то, о чем кричит сердце.
— Говори! — вскрикнула Медея, но никто в доме не смог бы этого услышать, так как женщины уже давно перешли на шепот. — Я хочу знать все, что ты пытаешься утаить. Мы видимся в последний раз, и, может быть, ты пожалеешь, если отпустишь меня, не открыв своего сердца.
— Не губи детей, Медея.
— Тихо! — вновь вскрикнула царица, подняв руки к лицу Меропы, будто торопясь зажать ей рот. — Нет-нет, продолжай, но не так громко. Ты не знаешь, о чем говоришь. Какая же мать лишится разума настолько, чтобы пожелать зла своим детям? Ты можешь думать обо мне как угодно плохо и, скорее всего, не дойдешь и до середины той мрачной пещеры, в которой с давних пор ютится моя душа. Но если там брезжит еще для меня хоть какой-то свет, он исходит от моих сыновей. Я не только не собираюсь гасить этот светильник. Я разожгу его таким ярким пламенем, что он будет гореть вечно.
— Ты грезишь, царица. Ты хочешь взять на себя то, что не удается и богам.
— Да, да! Твой муж убеждал меня в том же. Но ни он и никто другой не знают того, что я хочу открыть тебе. Знаешь ли ты, кто сжалился надо мной в моей душевной нищете? Знаешь ли, что сам Зевс предложил мне свою грозную руку? А теперь догадайся, каков был мой ответ Олимпийцу. Нет, я не стремлюсь в небожители, одного мужчины мне хватило на всю жизнь. Но что явилось неожиданной наградой, это благосклонность его супруги, великодушной Геры, которая, будто отвечая самым тайным моим помыслам, пообещала дать вечную жизнь моим сыновьям.
— Хвала небесам! Будем молиться, чтобы великой Гере открылось, как это сделать. И чтобы никто ей не помешал, как помешала другой богине плаксивая жена Келея.
Читать дальше