Алексей Ковалев - Сизиф

Но за этими мелкими осложнениями постепенно вырисовывалась главная беда. Затруднив человеку путь к постижению основополагающего принципа иерархии мировых сил, боги оставили ему лишь смутное предчувствие некоего высшего порядка в небесах, а эта слабая путеводная нить то и дело выскальзывала из грубоватых рук, пытавшихся привязать ее к какому-то зримому подобию здесь, на Земле — скажем, к идее общей целесообразности. Среди вариантов, поспешно бравшихся в оборот и неизменно приводивших к провалу, предлагались возраст и родительская власть, физическая сила, мудрость или хитрость, дар предвидения или иные специфические таланты. Но ничему нельзя было отдать предпочтения, так как неуверенность начиналась с самого простого вопроса о преимуществах пола. И исправить уже ничего не удавалось, потому что между небом и землей внезапно грянула немота. Не действовал и метод наказаний и поощрений, связь была настолько несовершенной (прямой-то она, собственно, никогда и не была), что спорадические указания свыше воспринимались людьми, как чудо, и не несли в себе никакой закономерности.

Люди вроде и сами хотели порядка — молились, приносили богам смехотворные, часто зловонные дары, спрашивали совета и благословения, но ответов не слышали или не понимали. Да и не всегда известно было, что посоветовать. Самостоятельность их совокупных действий все сильнее давала о себе знать, и, как в предыдущие переломные эпохи, это было, кажется, не ошибкой демиургов, а естественным развитием событий. Люди не грозили богам войной. Не принимая в расчет настоящих, они сочиняли собственных.

Но и предоставить их самим себе казалось немыслимым. Каким бы ни предстояло быть этому новому миру, он нуждался в организующем начале, и необходимо было внедрить в сознание людей настоятельную необходимость отыскать этот эквивалент мировой гармонии. Так начались поиски посредников и толмачей.

Их направление было подсказано случайностью. Когда обнаружилась угроза правлению Зевса в лице будущего отпрыска Фетиды, пришлось решать сразу две задачи. Первая была сравнительно простой: внутреннее побуждение Олимпийца к сотрудничеству с морской богиней следовало счесть нецелесообразным и отменить. Но нельзя было оставить открытой эту зловещую белую страницу вселенской эпопеи. Предсказание титана не могло быть простой гипотезой, оно являло собой неизбежную реальность, осуществление которой в буквальных событиях никаких сомнений не вызывало и было лишь вопросом времени, которое уже не раз показывало свои острые зубки. Новость распространилась, каждый из богов отчаянно искал средства уклониться от необходимости родить себе палача, что в среде высшей кооперации могло случиться вполне внезапно, даже без ведома потерпевшей стороны. Оказалось, однако, что есть возможности спустить многообещающего отпрыска намного ниже самого первого уровня духов, так как уже существовал человек — несовершенное, но признанное подобие бога. Царь Фтии Пелей был вполне достойным кандидатом, Фетида же и сама понимала таящуюся в ней опасность для равновесия мироздания и воле Олимпийца противилась лишь в пределах естественного высокомерия.

Как все это совершалось, мы можем только догадываться, потому что тут обнаружилась еще одна сложность непосредственного взаимодействия с человеком. Волею случая боги подошли к этому важному делу с самой трудной стороны. Фетида, как любое зрелое божество, способна была произвести на свет потомство без чьей бы то ни было помощи. Участие другого божества, естественно, меняло бы характер отпрыска — это обстоятельство и учитывало предсказание, вводя понятие отца. Но что было делать автономной созидательной мощи богини с жалким человеческим семенем, столь взрывоопасным в темном женском лоне, но совершенно бесполезным в незримой среде духов? А надо было его как-то утилизовать, чтобы осуществить предсказание, погасив его разрушительный смысл.

Отголосок этой, мягко говоря, неловкости нашел отражение в мифе о яблоке раздора, которым больше всего и запомнилось бракосочетание Фетиды и Пелея. Этот так называемый брак был, кстати, неудачным и очень недолгим — другим он и быть не мог, учитывая его сверхморганатический характер. Столь же условными были роды Ахилла, он был просто создан, воплощен богиней, которая некоторым образом модифицировала свою материнскую энергию в соответствии с прочитанной ею внутренней индивидуальной потенцией, скрытой в семени отца. Угроза предсказания была отведена, но искусственность процедуры, отсутствие подлинно человеческого естества в неизвестно откуда взявшемся мальчике были для всех очевидны и особенно удручали в сравнении с немедленно пришедшим на ум, гораздо более простым и естественным явлением зачатия земной женщиной от одной-единственной, искусно материализованной любым богом мужской половой клетки. Грубо говоря, преимущества женщины перед богинями в деле деторождения стали неоспоримыми. Всей своей интуицией предчувствовали богини и еще одно унизительное для них последствие, которое не замедлило сказаться.