Джон Уэйн - Спеши вниз

А что касается «прелестниц», на приманку которых слетались завсегдатаи клуба, то Чарлзу ничего не стоило не глядеть на самых жалких и отвратительных. Спешить не было надобности: со временем он, конечно, нарастит вокруг себя твердую скорлупу, чтобы сохранить остатки своих моральных и эстетических убеждений, или же начисто избавится от них; но ему платили за то, чтобы пресекать всякие бесчинства и не совать нос, куда не следует. Уже в первые два-три часа своего дежурства он не мог не заметить, что в сущности клуб был заинтересован в создании иллюзии, что за внешностью скрывается больше, чем было на самом деле. Кроме большого бара — прибежища немногих завсегдатаев и посвященных, которые пользовались привилегией заказывать выпивку непосредственно у стойки, а не за двойную плату через официантов, — была еще только одна комната.

Называлась она танцевальным залом, и, действительно, в уголке располагался оркестр из трех музыкантов, который усердно наяривал всякие танцы, но на свободном квадратике паркета размером с носовой платок никто не танцевал. Гуляки угрюмо восседали за маленькими столиками, занимавшими большую часть комнаты, или на плюшевых скамейках по трем ее стенам. Два официанта, каждый из которых давно уже мог бы получить пенсию по старости, если бы согласился удостоверить при этом свою личность, шаркали, разнося туда и сюда ядовитые напитки по убийственным ценам. Ада сидела за стойкой и болтала с посвященными, которые каким-то образом все оказывались ее родственниками, а Чарлз преспокойно торчал в своем углу, готовый к любым неожиданностям и все еще ощущая себя Аланом Лэддом.

В такой обстановке легко было создать впечатление, что где-то рядом, за сценой, бушует порок, но вскоре ему стало ясно, что раскаты его настолько же искусственны, как у театрального машиниста, создающего с помощью железного листа полную иллюзию оглушительного грома. «Персики», которых имелось с полдюжины, всегда бывали на посту, и время от времени та или другая из них уходила под руку с избранным ею партнером в один из отдельных кабинетов — что сейчас же навело Чарлза на мысль ни в коем случае не пользоваться этими кабинетами для дневного отдыха, — но с первого взгляда ясно было, что на одного счастливца, которому удавалось осуществить венец своих желаний, приходилось десятеро, настолько обремененных тошнотворными напитками, что они уходили скорее для того, чтобы от них освободиться, без всяких покушений на неосуществимый для них подвиг. Удручающее зрелище немощных людей, неспособных развлекаться даже на таком скотском уровне! Это было скопище лиц, с которых глядело на Чарлза разочарование, крах, скука и тщетная попытка обмануть самих себя.

По сути, в этой комнате занимались настоящим делом только трое музыкантов. На пятом-шестом часу дежурства Чарлз, изнывая от скуки и отвращения, подсел к ним в угол с риском оглохнуть от их «музыки». В перерыве между номерами они познакомились. Джимми — пианино, Альберт — кларнет, Фрэнки — гитара. Как только они отходили от своих инструментов, он сразу же переставал различать их, настолько они смахивали на марионеток массового производства: худоба, меловые лица, бобрик высотою со спичку, свободные черные блузы и галстуки пышным бантом. Это были славные ребята, маскировавшие свою трогательную провинциальную наивность шаблонной искушенностью, почерпнутой из чтения «Ритмотворца» и «Синкопы», и изъяснявшиеся на манер героев кино.

— Какого черта торчать здесь днем, дружище! — заявил ему Фрэнки, доставая из кармана новую костяшку и внимательно ее рассматривая. — Днем это скучнейшая дыра, правда, ребята?

— Хуже не найдешь, — подтвердил Джимми, откидываясь на своем табурете. — Топайте с нами, дружище. У нас знатное логово. Мы вас там мигом устроим. Приведем, поручимся — и дело в шляпе. Классная меблиришка — не пожалеете.

Альберт тоже подтвердил это энергичным кивком.

— Сущий рай!

— Спасибо, — сказал Чарлз. Он не решался произносить длинные речи, до тех пор пока не освоится с их жаргоном.

И наутро они все вчетвером пошли домой. Трое артистов обменивались какими-то загадочными репликами, явно говоря о Чарлзе, словно его тут и не было, но делали это весьма дружелюбно. Они походили на второклассников, которые решили опекать новичка.

Однажды вечером по дороге в клуб Чарлз зашел на почту в Чаринг-кросс посмотреть, нет ли писем. Почтовый служащий протянул ему конверт, он сел за стол и распечатал его. Письмо было отстукано на машинке, очевидно продиктовано секретарше. Он прочитал его медленно и внимательно.